С тех пор как ты ушла
Шрифт:
– Вы, наверное, с кем-то ее путаете, – предполагаю я.
– Вот уж нет, – решительно возражает она. – Твоя мама говорила о нем постоянно. Он разъезжал на «фольксвагене» с доской для серфинга на крыше, словно родился на побережье, но я в жизни не слышала такого сильного нью-йоркского акцента. Твоя мама упоминала, что он хочет стать режиссером.
Глава 9
Январь 1998 года
Когда меня только поместили в «Новые горизонты», то поселили в одной
Она боролась с РПП с одиннадцатилетнего возраста, и ее тело носило следы изнурительных битв. У нее до сих пор не начались месячные, поскольку организм из-за сильного недоедания перестал вырабатывать эстроген. Это отрицательно сказалось на костной ткани и привело к остеопорозу, в результате чего малейшее неловкое движение грозило переломами.
Когда я впервые ее увидела, она ходила с загипсованным запястьем, потому что сломала его, пытаясь открыть крышку банки на уроке кулинарии – на ранчо девочек учили готовить, чтобы они снова привыкали к еде.
Эмили была слишком низенькой из-за задержки роста, волосы у нее так поредели, что на черепе виднелись проплешины, а под глазами залегли большие, исчерна-фиолетовые синяки.
Ей было всего шестнадцать, но, когда я на нее смотрела, в голову лезли мысли о самой последней фотографии в серии, изображающей, как один и тот же человек меняется в течение жизни.
Раз уж Эмили была в курсе всех здешних нюансов, то просветила насчет них и меня: по вечерам свет выключается в девять ноль-ноль, двери в спальни должны оставаться открытыми и раз в час кто-нибудь заглядывает с проверкой.
Если одной из пациенток нужно было в туалет, следовало нажать кнопку, чтобы пришел сопровождающий, и дверь не разрешалось закрывать полностью. Когда одна из девушек заходила в туалет, сотрудник центра устанавливал таймер на одну минуту, чтобы она не успела вызвать рвоту. Эмили не знала, есть ли у меня привычка таким образом избавляться от съеденного (этого за мной не водилось), и на всякий случай объяснила, что рвотные массы тут ищут не только в самом унитазе, но и под сиденьем.
Сама Эмили тоже не провоцировала рвоту, она вообще отказывалась от любой пищи, поэтому ее кормили через зонд. Я подглядела, как в самые темные ночные часы между проверками соседка вынимает из ушей серьги и прокалывает ими в трубочке для кормления малюсенькие дырочки, чтобы из них вытекала жидкая пища, следы от которой она потом стирала салфетками.
Такая уловка была не единственной хитростью страдающих РПП пациенток, о которой я узнала в «Новых горизонтах». Некоторые девчонки прятали еду в нижней части лифчиков, ведь никто не ощупывал их и не мог ничего заметить. Другие собирали волосы в неопрятные пучки, чтобы засовывать туда несъеденное.
Некоторые притворялись, будто хотят добавки какао, и выплевывали туда пережеванную еду (какао отлично маскирует такую массу).
Кое-кто из вызывавших у себя рвоту девушек крал в прачечной простыни, чтобы запихивать под одежду в надежде,
Перед взвешиванием очень многие в бешеных количествах хлебали воду, чтобы вес казался больше, чем на самом деле.
Я выбрала другую тактику. Здесь я делала в точности то же самое, что и в больнице: съедала до последнего куска все, что было на тарелке, чтобы меня выписали как можно скорее. И собиралась снова взяться за старое, как только окажусь дома.
Так прошла неделя, а потом доктор Ларсен усадила меня перед собой для ежедневного сеанса психотерапии и сказала:
– Похоже, дела у тебя идут как-то чересчур хорошо.
– Чересчур хорошо? – переспросила я.
– Видимо, расстройство пищевого поведения велит тебе съедать все, что дают, потому что чем скорее ты вернешься домой, тем скорее сможешь снова начать воздерживаться от пищи, – объяснила она. – А моя работа – сделать так, что болезнь не взяла над тобой верх.
Я удивилась. Мне и в голову не приходило, что кто-нибудь сможет меня раскусить.
– Вам-то какое дело? Вы мне не мама, – огрызнулась я.
– Нет, но я ее знала. Я начала работать здесь за месяц до того, как у нее закончилась практика.
Минуточку, может быть, доктор Ларсен и есть Роуз? Та самая мамина якобы подруга, которая, по словам папы, устроила меня сюда.
– Так это вы устроили, чтобы для меня нашлась койка? Потому что знали мою маму? – взбеленилась я.
– Гхм, нет, – уклончиво сказала она, – но я хочу помочь тебе в память о ней. Твой отец говорит, что она отдала бы все на свете, лишь бы тебя спасти. Папа тебя очень любит и тоже желает тебе только самого лучшего.
Расстройству пищевого поведения не было дела до банальщины, которую изрекала доктор Ларсен. Оно пришло в ярость, поскольку эта женщина разгадала его коварные планы вытащить меня из центра, и пошло в разнос.
– Может, вам лучше заняться девчонками, у которых действительно есть проблемы. Например, Эмили, – выдала я.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась доктор.
– Она дырки ковыряет в трубочке зонда, а никто из вас даже не догадывается, – сообщила я.
Доктор Ларсен постаралась скрыть изумление, хотя было очевидно, что тут еще не сталкивались с такой уловкой РПП. Однако, прежде чем ответить, она взяла себя в руки.
– Мы продлеваем твое пребывание в центре.
– Но это несправедливо! Я ела все, что мне давали!
– Тогда тебе несложно будет остаться тут еще на некоторое время, – заметила доктор Ларсен.
РПП оказалось приперто в угол. Крыть ему было нечем. Мне не удалось прогрызть себе путь на свободу, отказ от еды тоже не сулил ничего хорошего. Придется сидеть в «Новых горизонтах» до тех пор, пока доктор Ларсен не сочтет возможным меня выписать.
– Чего вы от меня хотите? – спросила я.
Она помедлила, прежде чем встретиться со мной взглядом и ответить вопросом на вопрос:
– А чего ты сама хочешь для себя, Беатрис?