С тобой навеки
Шрифт:
Руни улыбается, будто прочла мои мысли.
Может, небольшая кухонная катастрофа — это не конец света.
Глава 18. Аксель
Плейлист: COIN — Talk Too Much
— Как тебе такой вариант? — Руни показывает ножом на картофель, который она резала.
Я перестаю мешать обжаривающийся лук-порей и сельдерей, кошусь в её сторону.
— Это… нечто.
Она прищуривается.
— Я была бы благодарна за конструктивную критику.
Положив деревянную
— Можно мне?
— Прошу, — она кладёт нож на разделочную доску, но не сдвигается с места. Когда я беру нож и поворачиваю наполовину нарезанную картошку, наши бока соприкасаются. По мне проносится жар.
— Разрезаешь пополам, — я показываю ей, нарезая картофель, затем кладу половинки на их плоские стороны. — Далее режешь вдоль, после чего разворачиваешь и режешь поперёк.
Когда я поднимаю взгляд, она смотрит на мои губы и раскраснелась — и на шее, и на щеках.
— Всё в порядке?
— Мне просто очень жарко, — внезапно говорит она, делая шаг назад и стягивая мою толстовку со своего тела, затем бросая её на стул за обеденным столом. От этого её футболка задирается, обнажая мучительную полоску кожи на животе.
Мой взгляд скользит вверх, пока она мягко оттягивает футболку от тела, чтобы обмахиваться тканью. Эта женщина не носит лифчик, и это медленно убивает меня — мягкий изгиб её грудей под одеждой и то, как напрягаются её соски под тканью, когда ей холодно. Я не виню её за отказ от лифчика; если судить по тому, как Фрейя ныла о них ещё со средней школы, то они похожи на орудия пыток, но Боже, я страдаю из-за этого.
Руни отпускает футболку, и та опадает вниз, открывая взгляду мисс Фризл за рулём Волшебного Школьного Автобуса. Руни улыбается, когда видит, что я уставился на рисунок.
— Ты фанат Фризов?
— Мне нравился мультик, но я ненавидел то, каким громким он был. Но я читал книги.
— Вау. Теперь, когда ты напомнил, мисс Фризл действительно орёт практически все свои реплики.
Я пожимаю плечами.
— Она полна энтузиазма. Тебе нравилось?
— Я её обожала, — Руни возвращается к картошке, сосредоточенно высунув язык и стараясь следовать моему примеру. Это невыносимо мило. — Она стала для меня первым примером женщины в науке, и она показала, что восхищаться этим нормально, понимаешь? У меня такое чувство, что она любила науку по тем же причинам, что и я.
— И что это за причины? — я наблюдаю, как она нарезает следующую картофелину, на сей раз более уверенно.
— Благодаря науке, мир обретает смысл, и это делает его таким прекрасным, бескрайним и полным потенциала. С наукой моё любопытство всегда может получить ответы, каждая великолепная вещь, что я увидела или узнала, может быть объяснена, и именно это казалось мне изумительным. Да и до сих пор кажется.
Её волосы вечно соскальзывают на её лицо, пока она нарезает картофель. Я встаю позади неё и приглаживаю пряди.
— Можно?
Она слегка оглядывается через плечо
— Что?
—
Она робко улыбается мне.
— Окей?
Руни высокая, но я выше её где-то на 15 см — достаточно, чтобы под удобным углом отделить верхнюю часть её волос, начиная с макушки.
— Ты можешь резать дальше, — говорю я ей. — Я не буду резко дёргать. Твои пальцы в безопасности.
Она медленно поднимает нож, затем возвращается к картошке. Я заплетаю верхнюю часть её волос, запуская пальцы в этот светлый шёлк и добавляя пряди то права, то слева.
— Итак, мисс Фризл, — говорю я, смотря на свои руки. — Есть любимые реплики?
— Хмм, — она промокает лоб, затем продолжает резать. — Ну, есть всем известная классика, и это наверняка моё любимое: «Не упускайте шансы, делайте ошибки и не бойтесь запачкаться!». И ещё одна, хотя моим родителям явно не понравилось, что я сделала это своим девизом: «Если продолжишь задавать вопросы, то продолжишь получать ответы».
Вплетая ещё одну прядь, я подтягиваю косу потуже.
— Ты говоришь как Скайлер.
— Она немного напоминает мне меня саму, — говорит Руни. — Но она умнее. Я достаточно умна, но по большей части мне приходилось зубрить изо всех сил. А по Скай видно, что всё в её мозге работает на большой скорости. Её ждёт большое будущее.
— И она безжалостна в настолках.
Руни смеётся.
— Я могу себе это представить. Тем утром, когда они сюда приехали, мы играли с Гарри, и она всё пыталась превратить в соревнование. Я подыгрывала той игре, которую она придумала с палкой для бросания собаке, и я с радостью проиграла.
— Ты более хороший человек, чем я, — когда я приближаюсь к концу её волос, одна прядь выскальзывает из косы. Я заправляю её обратно.
— Думаю, я начинаю набивать в руку в нарезании картофеля. Я принята на работу?
Я заглядываю через её плечо.
— Определённо.
— Итак, — говорит она, беря следующую картофелину. — Есть какой-нибудь художник, который вдохновил тебя? Его или её цитата, которая тебе нравится?
Я заканчиваю заплетать её волосы, затем тянусь к резинке на её запястье. Когда я стягиваю её, мои пальцы задевают её кожу, и за ними следуют мурашки. Я наблюдаю за ней — склонённая голова, профиль, который я уже запомнил, водя углём по бумаге, передавая мягкую линию носа, тень ямочки на щеке, роскошные полные губы.
— Пикассо сказал «Искусство — это ложь, которая заставляет нас осознать правду».
Положив нож, Руни поворачивается ко мне лицом.
— Очень красиво.
Мои глаза бродят по её лицу.
— Да.
Между нами воцаряется молчание, и ноющая боль внутри меня превращается в голод. Голод, который вызывает желание запустить руки под её футболку и почувствовать её, заставить её ощутить то, что я не знаю, как сказать, как объяснить, что это такое — целовать её, говорить с ней, готовить с ней еду, и как необъяснимо правильно это ощущается с ней, хотя ни с кем другим это не казалось правильным.