С тобой навеки

Лиезе Хлоя

Я вскакиваю и иду на лестничную площадку, откуда открывается отличный вид на помещение внизу. Тело Руни поддерживает идеальную позицию для отжиманий и летает вверх-вниз, пока она отжимается бок о бок с одним из членов команды, который уже начал проседать, а потом падает как тюфяк и машет руками в знак капитуляции.

Руни завершает последнее отжимание, затем падает на пол, перекатывается на спину, и её светлые волосы нимбом рассыпаются вокруг неё. Её щёки порозовели, грудь быстро поднимается и опадает. Затем её глаза

встречаются с моими. Её улыбка становится шире.

Меня охватывает худшая на данный момент боль, вонзаясь прямо в сердце.

***

Все ушли на ночь. Кроме меня. И Руни.

Возможно, я прячусь в том, что Паркер окрестил «башней терзаемого героя». Ну и ладно, тут тихо и нет прекрасной жены, которую мне внезапно стало боязно вытрахивать из своего организма. Я отчаянно желаю её, но в то же время… немного ошеломлён мыслью о том, как вклинить в одну ночь всё, что я хочу с ней, и надеяться, что это станет всем, что ей нужно.

На пороге звучит стук, и я оборачиваюсь через плечо. Что ж. Свобода от упомянутой прекрасной жены закончилась.

Жена.

Когда я слышу «жена», я думаю о том, как мой зять Эйден ворчливо говорит это моей сестре Фрейе. Когда папа зовёт так маму, и она волшебным образом появляется, прищурившись и зная, что он собирается шутливо пропесочить её за что-то.

Это интимное слово. Такое слово, которое я никогда не рассчитывал использовать и уж тем более произносить в мыслях.

И всё же вот она, моя… жена, прислоняется к косяку, вспотевшая и улыбающаяся.

— Привет, — говорит она.

Я опускаю валик.

— Привет.

Она оглядывается по сторонам, отталкиваясь от косяка.

— Помощь нужна?

«Нет», — хочу сказать я, но мой язык делает нечто ужасное и отвечает:

— Конечно.

Её улыбка делается шире, когда Руни наклоняется и берёт кисточку, которой я прокрашивал по краям.

— Я собиралась предложить заняться ужином, но Паркер только что сказал, что мы скоро ужинаем с ними мексиканской кухней?

Я замираю, держа валик в воздухе. Краска капает на укрывную пленку на полу. Что задумал Паркер, чёрт возьми?

— О?

Сосредоточенно прищурившись и высунув язык, Руни водит кисточкой вдоль плинтуса.

— Я подумала, что ты ранее договорился с ним, и меня устраивает. Я просто не была уверена, сегодня ли та ночь, когда мы, ээ, ну ты понимаешь…

Я раскатываю краску по стене в форме W, работая быстро, перетряхивая свой мозг в поисках выхода. Сейчас всего половина шестого вечера, но пока мы доберёмся до дома Паркера и Беннета и поужинаем, мы потеряем часы. Остановившись, я поворачиваюсь лицом к ней.

— Давай… давай выждем ночь. После ужина с ними, — я реально придушу Паркера за это обломное вмешательство, — будет поздно.

Она краснеет и кивает.

— Ага. Хороший план.

—

Извини, что время ужина уже прошло. Я не хотел работать так допоздна.

«Обманщик. Ты прячешься в своей башне терзаемого героя».

Проклятье. Паркеру нужно выбраться из моей головы.

— Всё в порядке, Аксель. Я планировала пойти и заняться приготовлением еды, но Паркер меня остановил, и это наверняка к лучшему. Я не уверена, насколько хороша твоя страховка от пожара, и такое чувство, что тебе и так хватает катастроф с домами.

Я фыркаю, неожиданно развеселившись.

— Ну, хотя бы ты сможешь есть то, что они приготовят. Они знают, что ты вегетарианка, и их кухня безопасна для тебя.

Она одобрительно хмыкает.

— Да. Я вижу в ближайшем будущем много вегетарианских тако.

— Надо наесться углеводов для следующего челленджа с командой.

— Слушай, — говорит она. — Вик не разрешал мне помочь ему со сносом той гипсовой стены, которую нужно заменить. Сказал, что я даже не удержу кувалду, что уж говорить про замах. И вот так начался челлендж с отжиманиями. Я сказала ему, что если сумею отжаться больше раз, чем он, то сама снесу ту стену.

Вик. Тот, что зовёт её подсолнухом. Моя грудь горит, будто прямо к моим рёбрам прижимают горячую кочергу.

— На самом деле, я не была уверена, что сумею его превзойти, — говорит она, не отрывая взгляда от работы. — Я всегда неплохо отжималась, но я не тренировалась с тех пор, как заболела. Думаю, помог адреналин, и тот плотный обед, который съел Вик, замедлил его. Если бы мы делали подтягивания, я бы продула.

Я кошусь на неё, сосредоточившуюся на кисточке. Она водит ей очень медленно.

— Это необязательно должно быть идеально, Руни. Просто проведи ей туда-сюда и всё.

— Ха. Не должно быть идеально. Ты вообще меня знаешь?

— Достаточно, чтобы понимать необходимость напомнить тебе, что эта работа, которую ты вообще не обязана выполнять, когда должна беречь себя, не должна быть выполнена идеально.

Она замирает с кисточкой, затем поднимает взгляд на меня.

— Я знаю, что всё, что ты делаешь здесь в доме, имеет большое значение для тебя. Я просто хочу это уважать.

Посмотрев на неё, я чувствую, как острая, жгучая боль за рёбрами усиливается. Чёрт. Это худшая изжога в мире.

— Я… ценю это, — выдавливаю я. — Но я не хочу, чтобы ты делала всю эту работу и подвергала себя стрессу. Стресс плохо на тебя влияет, так? То есть, из-за стресса тебе становится хуже.

Она мягко улыбается, затем встаёт и вытирает лоб.

— Я не испытываю стресс. Честно.

— Ты… — я кошусь на валик. — Хочешь взять это вместо кисточки? Работать валиком несколько сложнее физически, но раз ты побила Вика по отжиманиям, думаю, ты справишься.