С утра до темноты
Шрифт:
– Африка – континент, с которым герой романа связывает надежды рождения совершенной человеческой расы. Африка нуждается в великом идеалисте, и вы описываете бывших комсомольцев, не жалея красок, наделяя их идеальными качествами.
– Во всяком случае, человеческими. Вы знаете, Ира, я помню, как я в 69-м году приехал в Академгородок новосибирский и провел там несколько недель. Я познакомился тогда с комсомольцами. Раньше к ним у меня было очень недоверчивое отношение: все же действительно в основном это была конъюнктурная, какая-то хапужная группа! А за их плечами вообще – страшная палаческая комса времен Гражданской войны. Но вот не только я, многие замечали, что к концу 60-х уже появились в комсомоле странные, другие люди.
– Редкие.
– Очень
– Неужели в то время возможно было такое?
– Да. Дискуссия проводилась как театрализованный дивертисмент: оппонентам давались эспадроны, они фехтовали, результаты записывались на доске… А потом эти ребята решили 7 ноября, в День революции, устроить демонстрацию под флагами разных партий, как тогда, в 17-м году. И они прошли перед трибунами городских властей с анархическим флагом, флагом кадетов, эсеров и так далее. Партийные мужи были в недоумении: «Это что такое?» «А это наши комсомольцы сделали вот такое костюмированное шествие». Вот в таком духе это все и развивалось. Думаю, что к концу своего существования комсомол уже представлял альтернативную партию – партию молодых. Ведь тогда была борьба против герантократии. Борьба уже шла почти открыто, потому что по тем временам и сам Горбачев был молодым. И вот эта вот альтернативная партия первая заявила о само-роспуске. Первое советское учреждение, советская политическая структура, заявившая о само-роспуске.
– Ген – один из таких. Он мечтает изменить, улучшить человеческую расу гуманным путем?
– Гуманным, как Альберт Швейцер, или мистическим; не забывайте, ведь он попадает под влияние Вулкана. И мы не можем сказать, что это за влияние. У Гена было не просто стремление к обогащению, как у большинства тогдашних довольно отважных и, в общем, очень дерзких людей, решивших идти в несуществующее.
– Вы имеете в виду начало перестройки?
– Да, начало русского капитализма. Эта совершенно невероятная лихорадка обогащения: нахапать как можно больше и быстро потратить, жить вовсю. А мой герой мечтал употребить богатство для преображения человеческого рода, для преображения России, преображения Африки. Именно поэтому он и встал во главе огромной корпорации. Чего не скажешь о его прекрасной жене. Она-то была более прагматичной. Это она первая подписала тот исторический
– Геологический термин – «редкие земли», который стал названием романа, он имеет и обобщающее значение’?
– Мой американский друг профессор-физик Валера Маевский как-то звонит мне в Биарриц из Вашингтона и сообщает, что нашел в Интернете стихотворение Семена Кирсанова. Как известно, Кирсанов, поэт с филологическим образованием, славился своей словесной изобретательностью. Он в поисках рифмы на «небо» нашел в словаре название – неодим – и был потрясен фонетической трансформацией этого редкоземельного элемента.
ГИПЕРССЫЛКА:
«Может быть, так с корабля открыватель земель увидел и остров Борнео. И мне захотелось, чтоб мир начинался на “нео”: неомир, неодень, неожизнь! Неолит – со следами костей и улиток, неофит – от пещерных камней до калиток. Неосвет, неодом, неомир! Пусть он будет всегда неоткрытым, необычным и необжитым. О, мое новое «нео»! Мое озаренье мгновенное – небо необыкновенное. Так у речи на дне мне, как капитану Немо, открылись подробности будущих слов и их необъятнейшие неовозможности. Почему же опять упрекают меня в необдуманной неосторожности?»
Он пленился не только звукописью, но тем, что он редкий, понимаете? Тогда-то и возникла у меня метафора редкости: редкоземельные металлы, редкость Земли-планеты в контексте Галактики, Вселенной – мы других таких не знаем, где так вольно дышит человек, – и редкость человеческого племени как такового в свете этих необозримых космических пространств. Расстояния своей огромностью вообще стирают всякую материалистическую философию. Например, когда говорят: «Эта звезда довольно близка к нам, ее можно достичь за пять миллионов световых лет». Ну что это такое?
– Абстракция, которую понять невозможно.
– Совершеннейшая мистика. И люди – такие вот редкостные продуктики этой космической каши, а среди людей есть редчайшие. Я выбрал этот термин «редкие земли» для названия книги потому, что мне показалось, что он вполне уместен для общей метафоры романа, речь в котором идет о редкости как таковой. А уже потом пришло название корпорации – «Таблица-М». Таблица Менделеева. Валерий мне прислал кучу вещей из Интернета, и у меня они все запели… Там была фонетическая близость с какими-то русскими словами, эти перекаты, неожиданные, возникающие обстоятельства со всеми этими га-долиниями, и лютециями, и самариями… В общем, возник какой-то новый мир. В связи с этим фигура другого героя – Макса Алмазова, сибирское рождение которого странное и загадочное. Никодимчик-то африканский. Кстати, я где-то прочитал, что именно в Габоне есть такой вулкан, в котором, по мнению некоторых ученых, произошел какой-то колоссальный космический – так скажем – поворот. Там, возможно, и возник Адам.
– В любые времена есть место предательству одного человека, и этому есть хоть какое-то оправдание: человек слаб… Но страшно, когда предается целое поколение. Все, что случилось с Геном и его соратниками в нынешние времена, – это история еще одного потерянного поколения?
– Потерянного и обманутого. Возьмите отцов моего поколения. Среди них масса революционеров, солдат революции, искренне веривших. Сколько их уничтожено в этом кровавом колесе? Я думаю, больше, чем осталось. А дальше – война, ушли на убой миллионы молодых людей. Сколько из них осталось? Процентов тридцать? Вернулись с войны, думали, что все пойдет иначе. Ничего подобного, опять все закрутилось. Обманули. И затем шестидесятники. Тоже надежда – социализм с человеческим лицом. «Все, мы все переделаем, у нас будет другой, цветущий, демократический, европейский социализм», да? И вновь полный обман, кончившийся удушением Венгрии, подавлением Чехословакии, а у нас – Новочеркасск, восстание в Муроме, в Средней Азии. В общем – опять все оказалось липой… Дикое похмелье, разочарование… В перестройку призвали молодых и объявили: «Демонтаж, господа. Надо начинать снова… Вы должны участвовать в перестройке. Вы – молодые, энергичные, вы не просто какие-нибудь там комсомолята, а уже интеллектуалы – идите, дерзайте, становитесь миллиардерами. А родина у нас всегда останется». Ну и ринулись все становиться миллиардерами. И что из этого получилось – опять потерянное поколение…