С ведьмой в постели
Шрифт:
— Чем же ты так занят?
— Вчера новый спиннинг купил. Ультралайт. И еще кучу разных интересных штуковин. Вон, на столике лежат. Что-то у меня с крупной рыбой пока ничего не получается. Попытаюсь ловить мелких хищников. А то скоро надо мной все местные рыбаки потешаться будут. Угробил в этом месяце кучу снастей, а поймал лишь одного окуня, пусть и крупного.
— Ну, ты даешь!
— Да ладно тебе, — сказал Игнат. — Слышал, что Бельский натравил на Иванова кого-то из московских ведьм. Беллу, кажется?
— Эта старуха уже четвертый день пускает слюни на нашего инкуба. Читала только что отчет. Ты тоже полистай: интересное чтиво.
— Что там?
— Большую часть бесед между Ивановым и Беллой удалила наша цензура.
— Почему?
— Даже не представляю. Что эта карга рассказывала такого? Я пыталась расспросить ребят из прослушки. Но те сказали, что у них из-за этих отчетов даже подписку о неразглашении взяли. Откуда эта старуха вообще может знать какие-либо секреты?
— Ну, она раза в два старше тебя. В ее голове много разной информации скопилось, — сказал Игнат.
— Мне любопытно, какой, — сказала Жанна.
— Да кто его знает. Поддается на чары старушки наш Иванов? Как он там? Сколько раз уже успел изменить нашей молоденькой ведьмочке?
— Ни разу. Я же говорю: ненормальный. Сидит, прикованный к стене цепью, как пес. Люди Беллы два вечера подряд били его. А теперь отрезают пальцы на ноге. Но Иванов все не желает расставаться со своей невинностью. Стойким оказался. Только сегодня, когда отрезали второй палец, перестал отпускать свои шуточки. Закончился у него юмор.
Игнат приподнялся на локте. Пружины дивана заскрипели.
— Отрезают пальцы? Вы с Бельским совсем с головой не дружите?
Жанна усмехнулась.
— Степан Семенович говорит, что Белла хорошо умеет ломать людей, и после нее Иванов нам достанется тихим и послушным. Посмотрим.
Игнат сел, свесил с дивана босые ноги.
— Ну ладно Бельский, — сказал он, — этот кровосос всегда был обычным маньяком; голова ему не для того, чтобы думать. Подруга, но у тебя-то мозги всегда хорошо варили!
— Да ладно, Игнат, — сказала Жанна. — Тебе жалко инкуба? Переспит он потом с кем-нибудь десяток раз, да отрастит себе пальцы. Для них это не проблема.
— И где вы с Бельским были, когда мозги раздавали? Ты не о том думаешь. Вы, правда, хотите его сломать?
— Степан Семенович считает, что так проще будет с ним договориться.
— Ты же сама когда-то заставила меня изучить его досье!
Жанна удивленно приподняла брови.
— Игнат, ты чего так возбудился? На тебя не похоже. Что тебя так задело?
— Ты читала о его родителях?
— Ну… да. Причем здесь они?
— Что случилось с его отцом, помнишь?
— Сорвался на матери, избил; возможно, изнасиловал. Вероятно, он тоже был инкубом: это передается по мужской линии. Полагаю, с интимными отношениями у них с женой дела обстояли совсем худо. Вот и не выдержал. Это же инкуб! Этим все сказано. Они — маньяки.
— Вот именно. А фото его ты видела?
— И что?
— Обычный мужчина средних лет. Лысый, как коленка. А ведь наш Иванов отрастил себе волосы довольно быстро. О чем это говорит?
— Иванов-старший не спал с женой.
— Вот именно. И много лет, судя по всему, — сказал Игнат. — А потом сорвался.
— К чему ты это говоришь?
— Что сделал отец Иванова после срыва?
— Застрелился.
— Молодец, тебе пятерка! — сказа Игнат. — А как поступит Максим, когда вы его сломаете? Имея такой-то пример перед глазами?!
— Как? — сказала Жанна.
И вдруг нахмурилась.
— Ты думаешь?
Теперь усмехнулся Игнат.
— Проверим? Сколько ему уже пальцев отрезали?
— Сегодня второй.
— Подруга, — сказал Игнат, — принимаю ставки. Цепь, на которой его держат, длинная?
Глава 17
1.
Максим не спал вторые сутки. Не мог даже лежать. Он ходил от стены к стене, постукивая по полу пяткой, не находя в себе силы, чтобы остановиться.
Удар по полу пяткой, шаркающий шаг правой ноги и позвякивание цепи, резкий кивок головой. Удар пяткой, шаг и позвякивание, кивок. Так снова и снова.
Этот способ противостоять боли он изобрел позавчера, когда лишился первого пальца. Боль после первой ампутации ошеломила его, заставила скрипеть зубами, громко ругаться.
Артур остановил кровь, забинтовал ногу.
— Обезболивающий укол я тебе делать не стану, — сказал он. — Тут тебе не больница. Терпи. Сам этого захотел. Чудак-человек, говорил же тебе, что хозяйка все равно своего добьется. У тебя на ногах еще девять пальцев осталось — устану их отрезать. Подумай, стоит ли таких мучений твое упрямство. И, кстати, если будешь крушить мебель — привяжу к кровати. Смотри мне! Не буянь!
Максим тогда ничего не ответил. Только ругался: агрессия помогла не допустить жалобный скулеж.
Но потом унял желание разнести комнату в щепки. Перспектива противостоять боли, лежа на кровати, ему не понравилась.
Второй палец отрезали в будничной обстановке. И Артур набил руку, и Максим знал, к чему готовиться.
Удар пяткой, шаг и позвякивание, кивок. Хлопок ладонью по стене. Разворот.
Стоило на миг замереть, перестать трясти головой или шагать, как боль усиливалась.
Снова удар пяткой. Максим не считал, сколько раз он прошел эту комнату из конца в конец. За полтора дня и две ночи он делал мало перерывов. Усталость накапливалась в теле, притупляя боль. Это было хорошим признаком. Максим с нетерпением ждал момента, когда усталость победит, и он провалится в небытие сна.