С. Х. В. А. Т. К. А.
Шрифт:
Подул ветерок, зашелестела трава. Жердь, дёрнувшись, схватился за пистолет.
Из-за дуба показался Огонёк, опустился на корточки, привалившись к стволу.
— Нет никого. Трава примята, ветки обломаны. Следы к каналу идут, кажись. И кровь на земле в одном месте. Ещё гильзы.
Филин убрал руку с пистолетом из развилки и выпрямился. Жердь сел, потирая поясницу. Со стороны канавы с машиной донеслись шаги, и они повернулись туда. Между деревьями показались Шрам с оклемавшимся Лысым. Они достали из автобуса свои рюкзаки,
— Вы нас бросили, — обвинил Шрам, останавливаясь перед бандитами. Голос его был по-прежнему ровным и сухим, лицо — спокойным, но взгляд настороженный.
Филин, сунув пистолет под мышку, всплеснул руками:
— Да ни в жизнь! Ты чё говоришь, служивый?
— Вы оставили нас в канаве, а сами разошлись в разные стороны, не сказав, куда идёте, — добавил Лысый с угрозой.
— Шеф ваш сказал: вы опытные, до полевых условий охочи, — возразил Филин.
Жердь с Огоньком исподтишка наблюдали за вожаком и тихо веселились. Они знали эти интонации: Филин издевался.
— Я ж видел, тебе, служивый, «жарка» кумпол опалила. Ты теперь у нас опаленный Зоной. Первое крещение прошёл. Ну и отошли мы, чтоб не мешать твоему боевому товарищу медицинскую помощь оказывать. Знал ведь я, что вы нас догоните, вот, остановился даже подождать… Хотел бы кинуть вас — так не стал бы под дубом этим загорать, а? — Он окинул институтских охранников с виду серьёзным и вежливым, а на деле насмешливым и издевательским взглядом.
Лысый со Шрамом переглянулись, не зная, как реагировать. Филин заключил:
— Ладно, кто б на тачку ни напал, ушли они теперь. И Шульгу уже не нагнать, так что топаем быстрее в наш схрон. В Логове его перехватим, никуда не денется.
Канал — кривые бетонные скосы в трещинах и выбоинах, грязная зелёная вода, быстрое течение, сломанные ветки, трупы мелких мутантов и омуты. К нему сходились несколько каналов поменьше, а также трубы старой дренажной системы.
Большое круглое отверстие одной из них темнело в том месте, куда Лохматый с Воякой вывели Тимура и Растафарыча.
Мутная жижа плескалась под бетонным сводом, на ней покачивался небольшой плот. Пять бревен, настил из досок, прибитые к ним ящики. На плоту лежала пара весел и шест, в задней части стоял бочонок с водой.
Когда один за другим перебрались на плот, Растафарыч, показав на бочонок, спросил:
— Пить её можно?
— Хлебай, — разрешил Лохматый, и Вояка добавила:
— Это дождевая.
Взявшись за края бочонка, Растафарыч сунул в него голову. Пока сталкеры отвязывали веревку от торчащей из бетона арматуры, Тимур осмотрелся. Снял рюкзак, положил возле ящиков и прошёлся по плоту.
Погрузив шест в воду, Вояка оттолкнулась от нижней части трубы. Вода достигала примерно её середины, они могли стоять, выпрямившись
Когда Вояка вывела плот в канал, течение подхватило его, и девушка крикнула:
— Эй, закрепитесь!
Лохматый копался в одном из ящиков, Растафарыч всё ещё мокнул в бочонке, и Тимур схватил веревку, до того наброшенную на арматуру. Кинул петлю на торчащий из бетона железный крюк, затянул скользящий узел. Течение сразу прижало плот к склону канала.
Вояка опустила шест. Вверху показались две головы, Тимур взялся за пистолет, но Лохматый буркнул: «Спокуха, Шульга», — и махнул рукой.
Плот качался на мелких волнах. Барыга и сильно хромающий Каплан спустились по склону. Правое бедро Каплана перетягивал жгут. У него была берданка, как у Лохматого, а Барыга держал охотничий дробовик с перемотанным изолентой стволом. Бригада выглядела не слишком презентабельно: одежда старая, потёртая, порванная и не однажды зашитая, стволы плохонькие, снаряги особой на плоту не видать. Даже тэтэшник Тимура в сравнении с берданками и дробовиком выглядел нехилым стволом. Да и взгляды, которые Лохматый иногда бросал на его рюкзак, а Вояка, оба ботинка которой (это выяснилось, когда уже на плоту девушка наконец обулась) просили каши, — на обувку… Нехорошие это были взгляды, настораживающие.
Каплан его узнал и вяло кивнул, хромая к плоту, а Барыга схватился за висящий на плече обрез, и лишь поспешные разъяснения Вояки успокоили его.
— Филин? — изумился он. — Во дела! То-то мне показалось, вроде Жердь там в траве нарисовался… Хорошо, что мы слиняли! Ну ладно, этот хлопец, значит, свой брат, сталкер, а вон тот волосатый нам зачем сдался?
— Давайте отплывать быстрее, — буркнул Лохматый, отходя к носовой части плота, куда прохромал Каплан. — Пока Филин со своими здесь не появился.
— Да он к схрону ихнему небось сразу пошёл, — возразила Вояка, налегая на шест. — Тот недалеко вроде. Шульга, отвязывай плот. Эй, Барыжка, а ты мне помоги!
— Сама рули, — возразил тот. Встав перед бочонком, он снял с торчащего из него гвоздя продавленную кружку, зачерпнул воды и выпил залпом. — Мы там воевали, а вы по лесу гуляли.
— Это кто гулял?! — возмутилась Вояка. Тимур снял петлю с крюка, и она оттолкнула плот от берега. — Меня Шульга чуть не грохнул на поляне, пока разобрались, чего к чему…
Растафарыч, с дредов которого текла вода, старался держаться поближе к присевшему на корме Тимуру. А тот передвинул кобуру почти на спину, положил руки на колени; поза казалась расслабленной, но взгляд перебегал от сталкера к сталкеру.
— Так вы теперь разбоем промышляете? — спросил он. Подхваченный течением, плот быстро поплыл между бетонных берегов. Солнце село, над мутно-зелёной водой дул прохладный ветер, отражение облаков дробилось на мелких волнах. Впереди канал круто изгибался.