С..а - любовь
Шрифт:
— У тебя неделя.
Мне хочется сказать что-нибудь остроумное, но вместо это я просто киваю головой, принимая поставленные сроки.
Лорен встает, подходит к кровати и целует меня в лоб.
— Спокойной ночи, Миранда.
Принимая во внимание нашу историю и расставание, этот жест кажется неуместным, но, наверное, поэтому он получается таким идеальным и подходящим. Несмотря на отсутствие любви и недоверие, мы искренне нравимся друг другу, пусть и сквозь призму ненависти, потому что понимаем один другого. Мое уродство принимает и не обращает внимание на его уродство. И наоборот.
— Спокойной ночи,
Глава 47
Я бы не стал даже подтирать задницу твоими перспективами
Шеймус
Настоящее
Дверь открывает Лорен. Жаль, что не Роза. Не хочу прощаться с детьми перед ним. Его близость напоминает мне о том, что он победитель, а я проигравший. А сейчас особенно больно осознавать, что я теряю — мне придется оставить детей и уехать. «Терять» — это термин, больше подходящий для настольных игр и споров, потому что он даже близко не описывает то, что я сейчас чувствую в отношении тех, кого люблю больше жизни.
— Заходите, —произносит он. Все в нем — сама вежливость. Именно в этом богачи преуспевают больше всего — пусть в лицемерной, но вежливости.
— Все в порядке. Я попрощаюсь здесь, — отвечаю я.
Лорен отходит от двери, но оставляет ее открытой.
Мы обнимаемся, целуемся и плачем. В этот раз расставаться еще труднее.
По пути к машине мне охватывает такая медлительность, которую может вызвать только большое горе. Полностью уйдя в свои мысли, я пытаюсь открыть дверь машины, но внезапно рядом со мной кто-то откашливается.
Это Лорен.
Я впервые оказываюсь наедине с ним. В голове проносятся миллион оскорблений, но произношу я лишь одно.
— Ты сволочь.
Он складывает руки на груди и наклоняет голову на бок, будто обдумывая мое обвинение.
— Ты прав. Так оно и есть.
Я не ожидал этого, поэтому продолжаю:
— Ты разрушил мою семью.
— Мне жаль, Шеймус. — Его извинение должно было бы показаться мне поспешным и бесчувственным, но этого не происходит.
Искренность Лорена только подпитывает мою злость. Я прикрываю руки ладонями, пытаясь отгородиться от этой ситуации, от него, Миранды и своего горя.
— Ты хоть представляешь, каково это потерять все, что любишь?! — выкрикиваю я. Не дождавшись ответа, я снова кричу, прячась за ладонями, чтобы не начать выбивать из него ответ. — Представляешь?!
— Нет, — спокойно, будто извиняясь, отвечает он.
Я качаю головой и опускаю руки.
— Конечно, не понимаешь.
— Перспективы. Все дело в перспективах. Они превращают отрицательное в положительное и наоборот.
У меня нет времени или терпения выслушивать эту ерунду. Я открываю дверь и забираюсь в машину, после чего завожу мотор и опускаю стекло.
— Я бы не стал даже подтирать задницу твоими перспективами. — С этими словами я трогаюсь с места и еду до самого дома, останавливаясь только, чтобы заправиться и перекусить.
Глава 48
И теперь мне придется печь новый пирог
Миранда
Настоящее
Я поменяла двухместный кабриолет на огромный внедорожник и едва не плакала, когда отдавала ключи продавцу. Если представить меня в виде пирога, то от него только что отрезали солидный кусок и, украсив сливками, преподнесли льстивому торговцу. И теперь придется печь новый пирог. И новую себя. Черт возьми. Ничто не пугает меня так, как перемены. Я чувствую, что они грядут. И думала, что готова к ним. Но нет. Я словно оказалась под микроскопом. И мне уже не нравится то, что я вижу.
Сегодня утром я собрала детей, упаковала в чемоданы нашу одежду и попрощалась с домом Лорена. Остальные вещи отправлю в контейнере, когда найду себе квартиру. Удивительно, но мне не было больно уезжать. Может, это благодаря новым антидепрессантам, которые выписал мне врач несколько дней назад. Лорен крепко обнял нас на прощание — наверное, очень рад вернуться к холостяцкому образу жизни. Когда он прижимал к себе Киру, одна половинка моего грешного черного сердца улыбалась, а другая плакала. Судя по всему, это первый и последний раз, когда Лорен обнимает своего ребенка. От этого и горестно, и сладко.
Мы в дороге уже три часа. Дважды останавливались, чтобы сходить в туалет и один раз, чтобы поесть. Я ненавижу дорожные путешествия. Предпочитаю наслаждаться полетом на самолете, а не поездкой в машине со скоростью восемьдесят миль в час.
В пять часов, вымотанная до нельзя, я, наконец, вижу сияющую вывеску гостиницы «Марриотт». Никогда так не радовалась теплой постели и мягкой подушке.
Я устраиваюсь на одной кровати, а дети все вместе на другой. Заставляю себя поинтересоваться не хочет ли Кира перебраться ко мне, но она предпочитает остаться с братьями. Я не виню ее за это. Они как маленькая стая волков, которые защищают друг друга. А я — чужачка.
На следующее утро мы встаем отдохнувшие и готовые продолжить наше путешествие в Калифорнию. Быстро принимаем душ и набиваем животы блинчиками с ореховым маслом. Я не из тех, кто верит в божественное вмешательство или в то, что в нашей жизни все происходит по какой-то причине, но завтракать любимой едой в гармонии с детьми кажется мне символичным шагом в правильном направлении. Я чувствую себя членом стаи, а не посторонней.
Спустя несколько часов я смотрю в зеркало заднего вида. Кира сидит в центре. Она спит, положив голову на колени Каю. Кай и Рори смотрят в окно. Они очень разные, эти двое. Настолько разные, что постоянно спорят, но, несмотря на это, безумно любят друг друга. Способность Шеймуса любить передалась его детям, и это качество особенно выделяется среди других черт их характеров.
Как будто почувствовав мой взгляд, Рори смотрит на меня сквозь маленькие стекла очков. Он самый прямолинейный из троих: и в словах, и в действиях. Это очень нервирует в девятилетнем ребенке. У него невероятно честный, осуждающий и обжигающий взгляд. Прямо как у меня, если забыть про «честный».
— Ты везешь нас к папе, Миранда? — Рори начал звать меня по имени после того, как я подала документы на развод и переехала в Сиэтл. Он произносит это с таким призрением, будто хочет сказать, что я «сука».