S.T.A.L.K.E.R. Зона. Урок выживания
Шрифт:
Вот так. Теперь Красавчик там, в мышеловке, ждет от нее помощи и каждая минута приближает его к смерти. А она сидит в баре, помахивая белым платочком вслед уходящему поезду - уместное сравнение - время идет и никакого толку.
– Хороша Лялька, - Глухарь наконец развернулся в ее сторону и потянулся за бутылкой водки.
– Вы ведь подружки. И как она, вообще? Я имею в виду в жизни? Такая же... горячая?
Да, они были знакомы с Лялей. Их познакомил Красавчик год назад, чтобы помочь Нике прийти в себя после того случая. Вот уж поистине: кого не любят мужики, того любят женщины. Лялька хорошо к нему относилась, однако предпочитала держаться
Да, и в обычной жизни Лялька была такой же - брутальной и независимой. Но Глухарю об этом говорить не хотелось.
– Сколько он сможет продержаться в мышеловке?
– спросила Ника, оставив его вопрос без ответа.
– Смотря какая мышеловка, - без зазора совести пояснил Глухарь.
– День. Два. Максимум пять. Кто это выяснял?
– Глухарь, - она вскинула на него больные глаза, - забудь про все. Что было, что будет. Помоги ему. Ты ведь человек. Тебе зачтется, - и добавила обреченно, ловя ускользающий как рыба в проруби взгляд.
– В конце концов, меня проводи! Я пойду с тобой!
Минута, если не больше, он таращился на нее. Потом вдруг запрокинул голову, обнажив свободную от волос шею, и захохотал. Кадык заходил ходуном, в горле что-то булькало.
Ника машинально прижала пригревшуюся на боку кобуру. Неожиданно сильно, до дрожи, захотелось выхватить ПМ и разрядить весь магазин, все восемь патронов прямо в горло, колышущееся от смеха.
Будто вняв ее чувствам, Глухарь успокоился. Вытирая выступившие на глазах слезы, он хмыкал, вспоминая причину веселья.
– Баба в Зоне, - давясь от смеха все повторял он.
– Додуматься надо. Вряд ли во всей Зоне сыщется хоть одна. Я, конечно, не имею в виду мертвяков, оставшихся там от прежней жизни. Повести бабу в Зону... на подобное даже такой говнюк как Грек, и то не пойдет...
– Глухарь...
– Ника и не заметила как у стола возникли двое сталкеров, изрядно поднабравшихся и по всей видимости разгоряченных стриптизом.
– Слышь, Глухарь, - тот, что был покрепче и потрезвее не отрывал от Ники прямого взгляда.
– Твоя девушка, Глухарь?
– Не-а, - пожал плечами Глухарь.
– Не моя. Ничья теперь. Бери, если хочешь.
– И возьму.
– Тот, что был пониже и пьянее, сделал шаг и положил тяжелую руку Нике на плечо.
– Пошли что ли. Имей совесть, девушка. Мы тут люди, между прочим.
– Убери руку, - медленно процедила она.
– Не слышу?
– сталкер наклонился к ней.
По-хозяйски лежащая на плече рука давила. Но более всего пугала духота, что стянула горло удавкой.
Той самой удавкой.
Ника не стала повторять дважды. Тяжело, вложив в удар всю силу, снизу вверх, как весь год отрабатывала на оранжевом боксерском мешке, что свисал с потолка в одинокой, оставленной без присмотра квартире, Ника ударила парня в лицо. Заныли костяшки пальцев, но скорее привычно. Как в самом начале тренировки - только разгоняя по жилам адреналин, необходимый для силы удара. В ушах как оценка три с минусом прозвучал голос Красавчика: "Завалила руку, завалила".
Парень всплеснул руками и непременно опрокинулся бы на спину, если бы его не подхватил друг. Тот соображал быстрее. Он усадил пострадавшего товарища на стул и медленно выпрямился. В светлых глазах застыло удивление.
– Могла бы просто объяснить, что не в настроении.
– Развел он руками.
– Зачем же сразу драться?
Ника не отвечала.
В зале царил привычный шум. Никто не обращал внимания на возникшую ссору. Да и сколько бывает таких разборок за вечер, и не сосчитать! Возможно, ей так и дали бы уйти. Но тут окончательно взял себя в руки пострадавший. Взревев как раненный зверь, он вскочил на ноги. Отлетел к стене стул, потревоженный резким движением. Невзирая на предупреждающий жест товарища и соответствующие слова, по силе воздействия способные остановить собаку в прыжке "брось, да ну ее!", парень выхватил из чехла, висевшего на поясе нож, блеснувший в свете коротким изогнутым лезвием.
Сталкер, так стремящийся расставить все точки над "и", сжимая в руке нож, успел сделать два шага. Ему в лицо, как та пресловутая точка уставилось черное дуло пистолета Макарова, наконец-то дождавшегося своего часа.
Ника сделала шаг назад, не забыв предварительно оглянуться: никто теперь не достанет ее сзади. Она не сводила взгляда с лица поморщившегося в жестком прищуре сталкера. Из его разбитого носа капала кровь, некоторое время держалась на кончике носа и срывалась вниз. Он шмыгнул носом, пытаясь остановить кровотечение. Добился лишь того, что кровь пошла сильнее.
Ника шагнула назад. Она видела, как непроизвольно дернулась у парня рука - видимо там, в наплечной кобуре лежал пистолет. Однако черный зрачок наставленного ему в лоб оружия, задолго до этого случая приучил его быть покладистым. Когда от смерти отделяет секунда и остается лишь подчиняться, мысли ясны, как никогда. Парень остановился, медленно отводя руку с ножом в сторону.
Ника не смотрела ему на руки - она смотрела ему в глаза. Там ясно читался страх.
– Оставь ее, Хамса, - тихо, но внятно сказал протрезвевший Глухарь.
– Будешь ты ее, - он добавил ругательство, - после Красавчика...
На них никто не обращал внимания, однако последнюю фразу расслышали многие. Смех заплескался в зале, соперничая с гулом голосов.
Под этот смех, сжимая в руках рукоять пистолета, Ника пятилась к выходу. В пропасть. Ту самую, черную пропасть, что теперь, без всякого сомнения, отделяет ее от того, кто не так давно спас ей жизнь.
КРАСАВЧИК
Где-то капала вода. Вполне возможно, что капала она и рядом. Но дотянуться взглядом до источника терзающего барабанные перепонки звука Красавчик не мог. Капля за каплей, как стук метронома, отсчитывали последние минуты его недолгой жизни.
Собственно, отчего же недолгой? Кому-то и двадцати лет хватило за глаза и за уши. А он, несмотря ни на что, тридцатник справил почти год назад. Выходит, кто-то решил, что ему достаточно. Там, на воле, все решает - на выбор - слепой случай, бог, судьба, провидение. Здесь нет ни того, ни другого. Зона - вот кто решает все. Именно "кто", потому что назвать ее "что" язык не поворачивался. И если до сих пор Зона щадила, то лишь для того, чтобы ударить больнее.
Красавчик поморщился от боли в спине. Удовольствие еще то - лежать на голой земле, подложив под голову тяжелый рюкзак. Нет, он не отказал бы себе в удовольствии полежать и на голой земле. И не только без рюкзака под головой, но и без рюкзака вообще. Да что там мелочиться: и голым, в крайнем случае! Без оружия, денег, без добычи. Но живым, мать твою!