S.T.I.K.S - Нолд
Шрифт:
– Кто ты такой? – задал Андрей вопрос, которого явно ожидал этот странный человек. Да и человек ли вообще? Раз в деле замешаны масочники, ни в чем нельзя быть уверенным. Возможности этих ублюдков неправдоподобно велики. Порой возникают сомнения в том, что у них вообще есть какие то серьезные ограничения. Словно они слились с самой чумой Стикса, став ее неотъемлемой частью.
– Хороший вопрос. Я, как бы это сказать… Орудие. Инструмент в чужих руках. Биологическая машина, с определенной задачей и ограниченным функционалом. Или так, во всяком случае, задумывалось. Те, кого вы называете масочниками структура весьма странная, и даже они сами не до конца понимают породившее их явление и доставшееся им наследство. А мне и понимать не надо, я
– Ну и чего ради пешка вдруг решила вступить со мной в диалог? – спросил Андрей, поймав взгляд лже-Кадета, и заглядывая в его чуть насмешливые глаза, - Послали гадить? Ну так, добей меня. Лидеров у этих людей почти не осталось. Тебе останется ликвидировать лишь пару человек, и ты считай уже победил. Точнее, твои хозяева победили.
– Человек ты вроде неглупый, Андрей Павлович, - задумчиво протянул диверсант, - или даже не совсем человек, но не суть. Раз я тут с тобой говорю, логично предположить, что убивать я тебя не хочу. Нет, убью конечно, если ты не оставишь мне выбора, но это уже от тебя самого зависит. Любовью рассказывать проигравшему противнику о его плачевном будущем это не то извращение, которым лично я страдаю. Скажу прямо, будь я нормальной пешкой, ты бы уже был мертв, причем далеко не один раз. Я сломанная пешка. Пешка, которая очень хочет жить, чего вообще то быть не должно. Как я упоминал ранее, ребята из Прометея и сами не до конца знают, какую змею пытаются вытащить из кувшина, и потому порой вместо безобидного, послушного ужа, на свет божий появляется недовольная гадюка. Нынешняя ситуация такова, что ты жизненно нужен мне, а я тебе, хоть ты пока и не понимаешь, зачем. Кроме того, я в общем то нужен не тебе лично, а всем душонкам, запертым сейчас на этой проклятой скале.
Чувствительная звуковая система костюма уловила рядом странное шебуршание. Очень странное, и что-то напоминающее. Словно какой то мелкий зверек решил организовать в столь специфическом месте гнездо. Свиридов застыл, не смея верить в собственную удачу. Или неудачу. Уж больно непредсказуем был этот загадочный фактор, сейчас явно находившийся неподалеку. Кадет тоже что-то услышал, дрогнув, и внимательно осматриваясь так, чтобы не потерять из виду Андрея.
– С чего мне тебе верить? – спросил Свиридов, привлекая к себе внимание.
– Все очень просто, если думать об этом как о крайне извращенной партии в шахматы. Вы ведь не против моих отсылок к этой прекрасной игре? Сам я в нее играть не умею, но уж больно красивые аналогии вырисовываются. Так вот, некоторый очень сильный игрок, избрал стратегию жертв, и бросается направо и налево пешками, защищая с их помощью важные фигуры. Пешки послушно идут на смерть, ведь они всего лишь пешки? И вот, одна из этих пешек понимает, что исходом выполнения «удачного» по мнению шахматиста хода станет ее гибель. И вот ударило ей в голову резкое желание жить. Или скорее выживать, ведь самой шахматной доски она не сможет покинуть. И эта пешка предает своего игрока, и его интересы, и переходит на вражескую сторону, пытаясь помочь вражеской фигуре выжить. Ох, право, простите. Так много слов, для описания банального предательства из выгоды.
Слова лже-Кадета были интересны. Положение их безвыходно, и это факт. Если все пойдет так, как идет сейчас, через эти три дня, а может даже чуть раньше, они все умрут. Страшной смертью, какой и врагу не пожелаешь. Но слепо доверять вражескому лазутчику, значит добровольно принимать игру на его условиях. Неприемлимо. Нужно выдавить из этой сволочи больше информации, пусть она сейчас и в выгодном положении. Даже слишком выгодном, а никакое спасение не спешит с небес, к зажатому между свежим зараженным и таинственным оружием масочников Андрею.
– Сказал ты действительно много, - нагловато усмехнулся Свиридов, - только вот я так и не понял, чем может помочь нам вражеский диверсант, посаженный с нами в одну лодку, и почему он так боится смерти. Все ведь идет к безусловной победе твоих хозяев, разве не так?
– Хорошо, - на удивление легко согласился Кадет, - давай поговорим более предметно. Через три дня, сюда вернутся вражеские платформы, и будет их никак не меньше десятка, тогда как тут на ходу остались только две. Вам никак не отбиться, и они легко смогут сделать то, что захотят. Если ваши люди не примкнут к ним, став новой партией мяса, Прометей взорвет ворота, и впустит внутрь зараженных. Ресурсов у них на это более чем хватит. И тогда очень злые и голодные мертвяки сожрут тут все. Меня, тебя, вот этот вот полутруп, что корчится у тебя за спиной. Чистой мертвячиной они тоже не брезгуют. Все, что тут вообще возможно сожрать, они сожрут. Вероятность того, что за три дня этот адский котел, даже оставшись без лидеров, успеет созреть, и единым строем пойдет на заклание, минимальна. Я могу лишь запрыгнуть в одну лодку с вами, и попытаться выгрести против потока. Это даст хоть какой нибудь шанс на спасение, как мне, так и…
Договорить Кадет не успел. Сверху на него рухнула небольшая, но, по опыту Андрея, довольно массивная тушка кошки. Острые стальные когти оставили глубокую царапину на лице диверсанта, тут же начавшую обильно кровоточить. Андрей не стал ждать у моря погоды, сразу бросившись в атаку. Резким ударом по руке Кадета, он выбил у того странный черный стержень, с хрустом сломавшийся на две части, и показавший столь же монолитно черное нутро. Потерявший равновесие враг упал на пол, и тут же был придавлен сверху массивом боевого костюма. Кошка, сделав свое кровавое дело, уселась рядом, вылизывая лапу. Андрей с некоторой благодарностью взглянул на робота, этот механический рояль, умеющий на удивление вовремя выкатываться из кустов. Придавленный к полу Кадет глупо хихикал.
– Чего это тебя на ржач пробило? Впрочем, какая разница. Теперь, когда расклад неожиданно сменился, я еще раз задам тебе вопрос. Перефразирую его немного, согласно новым условиям. Какие у меня есть причины не убить тебя прямо тут, на месте? Оружия у тебя в руках нет, ты для меня не более чем мошка, которую я могу прихлопнуть одним весомым ударом. Так что, будь убедителен, прошу.
– Для начала, - спокойно, будто это не он сейчас висел на грани жизни и смерти начал Кадет, - тебе придется объясняться за все три трупа.
– Три? – недоверчиво спросил Андрей, - И кто третий?
– Так секретарь этот, который очень не хотел пускать меня. Пал смертью храбрых, но быстро, и безболезненно. Я не садист. Я могу продолжить? Так вот, помимо объяснений со всем народом, как это так получилось, что их герой оказался в компании мертвого коменданта, его секретаря и младшего механика, без единой царапины на себе… У тебя просто нет иного выхода, как сохранить мою шкуру, и узнать то, что знаю я. И я охотно расскажу тебе многое, если хочешь, вообще все, в обмен на самую малость уступок с твоей стороны. А тот графитовый стержень, которым я тебе угрожал, можешь оставить на память. В руках боевых костюмах трудно удержать шариковую ручку, а вот такое писало отлично подойдет.
Протянув руку, Андрей схватил обломок стержня, и сжал его. Тот послушно раскрошился, запачкав поверхность металла. И правда, это никакое не оружие. Стало стыдно, и очень неприятно за собственную доверчивость. Развели как лоха, без каких бы то ни было серьезных усилий. Масочники в сознании Свиридова демонизировались сверх меры. Любое связанное с ними событие непроизвольно заставляет быть даже слишком осторожным. Надо с этим завязывать.
– Так ты, выходит, блефовал?
– Конечно блефовал, - гордо выпятил подбородок Кадет, насколько это вообще было возможно в лежачем положении, - оружие диверсанта это не только, и не столько старомодные бомбы и всякие пафосные скрытые ножи, сколько его умение владеть собой, и вводить собеседника в заблуждение, подстраиваясь под его психологию. Очень полезный навык, убедить скажем, часового, в том что ты имеешь право находиться в закрытой зоне…