Сабина на французской диете
Шрифт:
Сабина несколько секунд стояла на месте, провожая глазами умчавшийся автомобиль, после чего развернулась и бросилась обратно в квартиру. Там ее ждал дневник Ани. Сейчас самое время присобачить его на место, к дну шкафа. Вначале прочитать и потом присобачить. Может быть, зря она выбросила обложку?
Через несколько минут Сабина поняла, что у нее в любом случае нет шансов. Дверь спальни Тверитинова оказалась заперта. Не закрыта, а именно заперта. На ключ. Она даже вообразила себе этот ключ — длинный и холодный, с затейливой бородкой, покоящийся в глубине кармана вместе с завалявшейся мелочью и чеком с бензоколонки. Все понятно: Тверитинов ей не доверяет. Неужели понял, что она заходила внутрь? Внезапная догадка заставила ее покрыться холодным потом.
Нет, вряд ли. Тогда бы он уж точно ее уволил. И знал бы про то, что она стащила дневник. А он, конечно же, не знает, раз спокойно уехал.
Наконец-то можно дочитать все до конца, не опасаясь, что тебя схватят за руку. Сабина села на диван, но даже не откинулась на спинку — так была напряжена. Строчки прыгали перед глазами, и ей пришлось прижать нужную указательным пальцем.
«Я рассказала Патрику про кафельную комнату. Он страшно расстроился и целый вечер переживал. Потом предложил мне обратиться в „русскую полицию“. Потому что я дорога ему, и он боится, как бы со мной чего не случилось. Весь следующий день он звонил мне через каждые полчаса — беспокоился. Но мне почему-то не хочется обращаться в органы. Представляю, что будет, когда менты заявятся в офис и начнут всех допрашивать! А я буду выглядеть Павликом Морозовым. Ужасно.
Хотела выложить все С.Ф., но из-за того, что я забыла сообщить ему про какой-то дурацкий звонок из Дании, он на меня злится».
Следующая запись была сделана другой ручкой. И вообще сильно отличалась от предыдущей — почерк изменился, и буквы плясали папуасский танец, наскакивая друг на друга.
«И как я раньше ничего не замечала?! Стоило только заподозрить неладное, как все странности сразу полезли наружу! Здесь происходит нечто нехорошее, я нутром чувствую. С этой эксклюзивной бумагой что-то не так. Теперь я никому не доверяю, даже Эмме, которая обо мне печется. И зачем только меня занесло на эту работу?! Впрочем, в противном случае я бы не познакомилась с Патриком! Мы столкнулись на улице, когда я выходила после собеседования. Тверитинов подписал приказ о моем зачислении в штат, и у меня голова шла кругом. Патрик едва не сшиб меня своим автомобилем. Он был такой шикарный! Они оба были шикарными: и автомобиль, и водитель. Я даже вообразить помогла, что красавчик американец на меня западет! Но теперь у нас все серьезно.
Патрик страшно волнуется за меня. Он живет здесь уже полгода и наслышан о русской мафии. Ему кажется, что мне нужно или написать заявление в КГБ, или уволиться. Об увольнении я и сама подумываю. Но С.Ф. слишком хорошо платит, и другого места с подобным окладом у меня на примете пока что нет. А если я скажу Патрику, что мне не на что жить, он подумает, будто я нацелилась на его деньги».
Когда Сабина прочитала фразу: «С этой эксклюзивной бумагой что-то не так», у нее окончательно испортилось настроение. Вот она, расплата за авантюризм! Петька просто скотина, что заставил ее уволиться из «Альфы и омеги», да еще со скандалом. А она — идиотка, которая пошла на поводу у собственных слюнявых эмоций. Буриманов тоже хорош! Семь лет прятался в своем Медведкове и вдруг — нате вам! — вылез с признаниями. И ее жизнь полетела кувырком.
«ЭТО происходит каждый четверг в одно и то же время — с пяти до половины шестого. ОН целый день отсутствует, а потом приезжает с „дипломатом“ и сразу же у носит его в кафельную комнату. Запирается там и долго не выходит.
Вчера был четверг. Я подготовилась по всем правилам. Самое главное — мне удалось сделать дубликат ключа. Потому что дверь теперь постоянно заперта на замок. Уж не потому ли, что меня все-таки видели тогда на лестнице?
На этот раз я спряталась в нише за металлическими шкафами и просидела там почти час. Неприятный момент: явился Безъязыков и стал копаться в одном из шкафов. Он сначала садился на корточки, а потом принялся искать что-то на самом верху. Я боялась, что он притащит стул или стремянку и ухитрится меня заметить.
К
Наконец Безъязыкое убрался, а я поняла, что сильно замерзла. Да и ноги затекли. Стала себя ругать: и куда я лезу ? Мне что, больше всех надо? Но удержаться просто не хватило сил: так хотелось узнать, что творится за этой дверью. Если темные дела, я должна добыть доказательства. Клянусь, что сразу пойду в милицию. Патрику о моем подвиге заранее сообщать не стала.
Постоянно думаю о том, чтобы рассказать обо всем С.Ф. Но Патрик говорит, что С.Ф. доверять тоже нельзя: ведь фирма его! С этим я согласна.
Наконец ОН вышел. «Дипломат» по-прежнему был у него в руках, а из комнаты, которую он за собой запер, доносился какой-то странный запах. ОН поднялся по лестнице и захлопнул внешнюю дверь, которая противно лязгнула. Я некоторое время выжидала, потом достала ключ и подкралась к кафельной комнате. Клянусь, пока я ее открывала, сто раз готова была дать деру.
А какого страха я натерпелась, когда вошла! Пришлось запереться изнутри, чтобы меня случайно никто не обнаружил. Слава богу, что свет можно было включать, не опасаясь: ни одной щелки там нет. Запах сразу ударил в нос. Действительно, омерзительный! Ни с чем не могу его сравнить. Паленая тухлятина? Как только я вспомнила, о чем здесь разговаривали те двое, так меня дрожь пробила до самого копчика. Я стала осматриваться и сначала не заметила ничего особенного. Комната почти пустая: туда складывают свободные емкости и подсобные материалы. А потом я увидела корзину для мусора. В ней был пластиковый пакет, завязанный тугим узлом. Развязала его и увидела жутко неприятные вещи, назначение которых не могу объяснить: хирургические перчатки, респиратор и большой стальной пинцет. Для чего они понадобились? И вообще, имеют ли они отношение к тому разговору об убийстве ? Я сложила находки в другой пакет, свой собственный, и принесла домой. Что теперь с ними делать? Улики это или нет? Идти в милицию или не позориться?»
Сабина поняла, что ей нужно выпить воды. В горле пересохло, и язык казался шуршащей пергаментной полоской, прилипающей к небу. На ослабевших ногах она отправилась на кухню. Перед ее мысленным взором кружились хирургические перчатки, скользкие, как слизни, и такого же неопределенного цвета. А еще пинцет — длинный стальной аллигатор, которому все равно, что сжимать в зубах. Респиратор, похожий на собачий намордник. И запах… В кафельной комнате что-то жгли, и там пахло паленой тухлятиной.
Девчонка, которая работала здесь до нее, оказалась очень храброй. Сама Сабина никогда в жизни не отважилась бы забраться в такое место, куда ходит ОН — каждый четверг, в одно и то же время. Кто такой — ОН? Не Тверитинов, это точно. Потому что Тверитинова Аня называла в своем дневнике — С.Ф. И на том спасибо.
Пирогов больше совсем не хотелось. Впрочем, как и яиц, и мяса, и салата. Желудок был полон под завязку этими чертовыми перчатками, респиратором и пинцетом. Они стояли возле самого горла, и даже огромная кружка воды не помогла протолкнуть их внутрь.
Но ведь в дневнике еще оставались записи. Возвратившись в кабинет, Сабина протянула к нему руки…
И в этот момент ее мобильный телефон встрепенулся и заиграл веселую песенку: «Дули-вули-вэли, все мышки запели, дули-вули-вас, они пустились в пляс». Именно эта песенка звучала, когда звонил неизвестный абонент. Абонент, чей номер не занесен в электронную телефонную книгу.
Она нажала на кнопку и тотчас услышала странно знакомый голос, который поначалу не узнала. Мужской голос:
— Алло, Сабина?
— Я слушаю.
— Добрый вечер, это Максим Колодник. Вы меня помните?
У Сабины сразу потеплело на душе.
— Как я могу забыть человека, который спас меня от нападения сумасшедшего?
— Извините, что воспользовался служебным положением, вы ведь не дали мне номер своего телефона…
Вероятно, он узнал номер у Эммы, которой наверняка не понравился подобный расклад. Ну и черт с ней.