Сад лжи. Книга первая

Гудж Эйлин

— Я совсем и не говорила, что не люблю ее, — возразила Роза. — Да, по-моему, это и неважно. Важно, что она нравится тебе.Может быть, ты ее даже любишь. Она как раз такой тип, который нравится мужчинам. Так что, наверное, она и твойтип тоже.

— Это не твое дело! — крикнул Брайан, стремительным рывком отпрянул назад и откатился на подушки из старого пенопласта.

В наступившей тишине Роза явственно услышала учащенное биение своего сердца.

— Извини, Брай, —

произнесла она еле слышно и притронулась к его руке.

Впрочем, извинения она просила не за то, что ей не нравилась Жоржетта. Да и кому, спрашивается, могла нравиться девушка по имени Жоржетта с внешностью куклы Барби; девушка, всегда щеголяющая в кашемировых свитерах и гордящаяся своими светлыми волосами, которых у нее, наверное, было больше, чем у колли.

— Мне кажется, ты имеешь на нее зуб. Скажи честно!

— Я просто говорила, что она напоминает мне Лесси.

— Да, но Лесси — собака!

— Ну и что? А если я люблю собак?

Брайан не мог удержаться от смеха.

— Давай начистоту, Роза. Она могла бы быть Грэйс Келли, все равно она бы тебе не нравилась. Только потому, что мы несколько раз встречались. Что ты, что ма. Два сапога пара.

— Твоя мать! — Роза в бешенстве вскочила на ноги и тут же ударилась головой о низкую крышу. Это лучше всяких слов напомнило ей, как она выросла с тех пор, когда приходила сюда чуть не каждый день. Она опустилась на подстилку, потирая ушибленное место. Правда, пострадала не столько голова, сколько самолюбие.

Его мать! Господи Иисусе! Еще бы не возмутиться! Даже если Брай ее лучший друг, а не ее мальчик, все равно не слишком-то приятно сознавать, что для него ты сродни с матерью — толстой, огромной и — несмотря на семерых детей! — асексуальной.

— К вашему сведению, мистер Умник, у меня в этих делах есть кое-какой собственный опыт, — бросила она с гордостью. — И, между прочим, не только по части целования.

— А я и не сомневаюсь, — заметил Брайан серьезным тоном, словно речь шла о чем-то само собой разумеющемся, хотя Роза прекрасно видела, что он изо всех сил кусает нижнюю губу, чтобы не рассмеяться.

Она вздохнула. Один ноль в его пользу. Врать явно не имело смысла. Брайан, как всегда, видел ее насквозь. Как-то раз в детстве она врала, что ее отец дослужился на флоте до адмирала. И что однажды он торпедировал целую армаду косоглазых, с которыми Америка тогда воевала.

Они вместе шли в школу, и она рассказывала ему о подвигах отца. Брайан остановился, чтобы подобрать с тротуара цент. Внимательно изучая монетку, Брайан заметил:

— Да. Мой отец его знал. Он говорил, что твой старик был классным парнем. Знаешь, чтобы быть классным парнем, совсем не обязательно иметь адмиральский чин. — Сунув наконец подобранную монетку в задний карман брюк, он обернулся к Розе: лицо его было серьезным и странно взрослым, словно ему не двенадцать, а гораздо больше. — Послушай, Роза, где ты узнала это слово? „Косоглазые", а?

От

неожиданности она остановилась, пораженная холодным светом в его серых глазах.

— От Нонни. Она говорит, что люди, которые убили моего отца, это банда косоглазых желтокожих мерзавцев.

— Так вот, больше чтоб я от тебя таких слов не слышал, договорились? Это скверные слова. Как на стенах станций в подземке. Тебе ведь нравится Бобби Ли, да?

— Конечно. Он такой милый.

Отец Бобби был владельцем „Мандарин Гарден" на Оушн-авеню — семейство Ли занимало там весь третий этаж.

— Если ты употребляешь слово „косоглазый", то тем самым включаешь сюда и его. Для таких, как мы с тобой, тоже есть всякие прозвища. „Уоп", „Гини", „Даго", „Мик"…

Розе сделалось стыдно.

— Я не хотела сказать ничего плохого, — извиняющимся тоном произнесла она.

— А ты что, думаешь, я этого не знаю? — спросил Брайан, ероша ей волосы.

Только тут Роза окончательно поняла, почему ей так не нравилась новая подружка Брайана. Дело, конечно, не в нейкак таковой. А в том, что она наверняка пересекла в отношениях с Брайем некий рубеж, даже не рубеж. Это была стена! Да-да, Берлинская стена секса.

Боже, как надоело Розе стоять перед этой стеной. При этом все время представлятьсебе, что делают застеной другие, перешагнувшие из детства во взрослый мир.

К числу этих „других" относились Брайан (предположительно) и Жоржетта (безусловно).

— Поцелуй меня, Брай, — попросила она удивившим ее саму будничным тоном, словно предлагала: „Давай сыграем в черви".

— Что? — ошарашенно спросил Брайан, словно она по меньшей мере предлагала ему вымазать дезодорантом статую святой Девы Марии.

— Все-таки будет лишняя практика, — попыталась она объяснить. — Чтоб не выглядеть совсем уж круглой идиоткой, когда все будет по-серьезному. Ты только скажи, если я что сделаю не так. Для этого ведь и существуют лучшие друзья?

— Ну, не совсем. — В его голосе больше не было удивления, скорее смущение. — Но, видишь ли… Ну ладно. Вреда от этого, думаю, не будет.

— Мне как, сидеть или лежать? — Роза вдруг заволновалась. Губы и язык сделались шершавыми, как наждачная бумага. „Интересно, Брайан заметит? А, неважно, — решила она. — Все равно поцелуй не настоящий, а так, для практики".

Брайан, казалось, встревожился.

— Оставайся на месте, — приказал он. — И если какой-нибудь парень станет говорить, что ты должна лежать, не слушай его, поняла?

Роза закрыла глаза и стала ждать. Но ничего не происходило. Открыв глаза, она увидела, что Брайан, нахмурившись, в упор глядит на нее.

— Не так. Ты же вся зажата. Расслабь губы.

— Мне что, улыбнуться?

— Нет, ты же не фотографируешься.

— А неплохо было бы. Моментальный снимок на память для семейного альбома. Мой первый поцелуй.