Сад лжи. Книга вторая
Шрифт:
— Ты уже совсем молодцом, девочка, — постаралась подбодрить ее Рэйчел, хотя у самой в горле стоял ком. — До финиша осталось всего чуть-чуть. Главное сейчас — не пугаться. Думай о ребенке. Скоро ты будешь прижимать его к своей груди.
— Ее, — поправила Альма. — Я рожу девочку. Мне это точно известно.А назову я ее… Ой-ой — а-а-а… Как же больно,доктор! Как будто там внизу огонь.
Рэйчел жестом подозвала сестру.
— Пожалуйста, держите ее,
— Но послушайте! Это же не по…
— Мне все равно, положено или нет, — прошипела она в бешенстве. — Делайте, как я сказала.
Хардман с сомнением поглядел на нее, но освободил ноги Альмы из тяжелых металлических „стремян". Теперь он выглядел еще более испуганным: намокший от пота край зеленой хирургической шапочки выделялся на бледном лбу.
„Если бы я рожала, — думала Рэйчел, — то уж во всяком случае не хотела лежать распростертой на спине, да к тому же со вставленными в эти дурацкие „стремена" ногами. Хотя считается, что так легче для роженицы и роды, мол, происходят более естественно".
Теперь, Рэйчел ощущала это, Альма вот-вот начнет тужиться, состояние шейки матки подтверждало это. Тогда она нежно, но вместе с тем властно скомандовала:
— Давай, миленькая, начинай. Постарайся посильнее.
Альма закусила губу. Лицо ее перекосилось от напряжения, стало еще краснее. Из горла вырвался непроизвольный стон.
Головка ребенка уже была видна: круг спутанных темных волос, размером не больше четвертака, стал увеличиваться в диаметре, но затем неожиданно куда-то пропал. Рэйчел потянулась за ножницами — срочно необходима эпизиотомия, если ребенок не сможет выйти сам.
Хардман между тем следил за давлением, называя все более и более высокие цифры. Они не могли не пугать Рэйчел: сердце ее колотилось как бешеное, будто она бежала дистанцию.
„Господи, — молилась она про себя, — сделай так, чтобы я победила!"
В этот момент, словно молитва ее была услышана, показались плечики ребенка.
— О, как мы торопимся! — ликуя, воскликнула Рэйчел, одной рукой осторожно поворачивая сгорбленные худенькие плечи и слегка покачивая головку ребенка другой.
Вскоре появилось и все тельце — мокрое и скользкое.
— Мальчик! — закричала Рэйчел. Она схватила зажимы и перетянула пульсирующую, бирюзового оттенка, пуповину.
По лицу Альмы текли слезы.
— Мальчик, — всхлипывала она, не веря тому, что произошло. — Можно мне его подержать?
— Конечно. Он твой. Можешь даже приложить к груди.
Рэйчел положила маленькое тельце с еще не обрезанной пуповиной Альме на руки. Маленькое, сморщенное, как изюмина, личико, ткнулось в материнскую грудь, и, как только губы нашли сосок, они тут же припали к нему. Волна грусти накатила на Рэйчел: „У меня
Но она победила. Ребенок жив. Альма вне опасности. И только это было сейчас важно.
Рэйчел ликовала, словно только что покорила Маттерхорн и водрузила флаг на знаменитой альпийской вершине.
Немного погодя она уже сидела в ординаторской и пила тепловатый кофе. Неожиданно в комнату ворвался Хардман, в своем помятом, с пятнами пота, зеленом операционном халате. Его лицо было примерно такого же зеленого оттенка. Еще прежде чем он открыл рот, Рэйчел поняла: случилось что-то страшное.
— Альма Сосидо потеряла сознание. Мы ничего не можем сделать. Она в реанимационной.
Рэйчел, с бешено колотящимся сердцем, вскочила на ноги. „Господи, — думала она, — что я сделала не так?"
Домой она вернулась уже после десяти. Брайана не было. На холодильнике бабочкой-магнитом прижата записка:
„Ко мне зашел друг. Мы идем перекусить. Не жди.
P.S. Кастера я покормил".
Сразу сникнув, Рэйчел прижалась лбом к холодной белой эмали дверцы.
„Приди поскорей, — взмолилась она. — Ты сейчас так мне нужен. Именно сейчас. Пожалуйста. Никогда еще ты не был мне так необходим".
А разве вправе она от него этого ждать? Это же несправедливо! Сотни ночей он ждал ее, сидя один в пустой квартире. И сколько же раз, должно быть, вот также звал ее, а она все не шла?
Она еще раз перечитала записку.
„Друг? Но какой? Кто он, этот человек? Или, может, это она…" — пронеслось в голове.
Этим другом вполне может быть и Роза. Нет, решила она, отбрасывая подозрения. Смешно. Не может Брайан встречаться с Розой.
Он любит меня. „И женился он на мне, а не на ней".
„Да, — возразил язвительный внутренний голос, — но это было давно. Что, если за эти годы он изменил к тебе отношение? Что, если он сожалеет о своем выборе?" Рэйчел открыла кран с холодной водой на полную мощность, как будто напор бьющей воды мог заглушить ее мысли. Она поставила на плиту чайник: чашка чая лучше всего ее успокоит, решила она. Может быть, добавить немного меда с лимоном, как обычно делала мама, когда Рэйчел была маленькая и лежала в постели с больным горлом.
Когда же она в последний раз разговаривала с мамой? Неделю назад или даже больше? Раньше мама обычно звонила практически каждый день. Но в последнее время она, конечно, очень занята.
Рэйчел внезапно поняла, как сильно ей не хватает матери.
Они по-разному смотрели на вещи. По-разному думали, жили, одевались, вели себя. Но мама была тем единственным человеком, на которого Рэйчел могла положиться: она всегда будет любить ее, что бы ее дочь ни сделала.
Рэйчел быстро набрала номер.