Сад теней
Шрифт:
— Малькольм, должно быть, тоже страдает, — ответила она. — Ведь это случилось с его отцом. Он вынужден нести свой крест по жизни.
— Посмотри, как хорошо он с этим справляется. Неужели это хотя бы немного изменило его? Он также увлечен бизнесом, как и прежде. Он даже стал счастливее, потому что рядом нет Гарланда, и никто не расспрашивает его о делах!
— Возможно, это лишь игра.
— Игра! Да разве тебе не известно, что он не хотел затрачивать и половины тех средств, которые пошли на похороны Гарланда? Ты ведь знаешь, что он до сих пор сожалеет об этом?
Она улыбнулась, словно инокиня, которая отказывается признать насилие и жестокость в мире, который создал Господь. Все имело свою причину и цель, и может быть объяснено позднее. Она не могла и не хотела признать наличие зла в сердцах мужчин.
— Я понимаю его мотивы: Он не хотел пышных похорон, потому что ему самому было бы легче перенести скромные похороны.
— Ты глупа. Его волновали лишь расходы, а не пышность. Почему ты не потребуешь от него своей доли наследства? Кто знает, как ему удастся обмануть тебя?
— Я даже не знаю с чего начать, Оливия. Я никогда не разбиралась в бизнесе. Я надеюсь, он выполнит волю покойного Гарланда.
— Ты хочешь прозябать здесь в вечном ожидании? Ты молода и красива. Ты хочешь иной жизни для себя?
— Я не знаю, — ответила она, оглядываясь по сторонам. — Я не могу представить себе, что покину. Фоксворт Холл именно сейчас. Дух Гарланда по-прежнему в этом доме. Разве его сын не должен расти здесь?
Я откинулась на спинку кресла, пораженная ее простотой, невинностью и такой откровенной доверчивостью.
— А ты не думаешь о новом замужестве? Если бы ты захотела выйти замуж, а он решил бы поселиться здесь с тобой? Ты считаешь, что Малькольм допустит это?
— О, я пока не хочу думать о новом муже. Она улыбнулась, словно сама мысль показалась ей неуместной.
— Ты совершаешь ошибку. Лучше заранее спланировать свое будущее и будущее твоего сына. Никто не сделает этого за тебя, и, особенно, Малькольм. Отбрось прошлое.
— Еще есть время. Я не считаю, что следует так торопиться.
— Я бы поторопилась.
— Нет, ты бы не стала.
— Уверяю тебя, — добавила я, краснея от гнева. — Я бы поторопилась. Придет день, и ты пожалеешь, что не прислушалась ко мне.
Этот день наступил гораздо раньше, чем я ожидала.
МАЛЬКОЛЬМ ДОБИВАЕТСЯ СВОЕГО
Алисия никогда не забывала о моем предупреждении, хотя она и делала вид, что не слышала его. Она двигалась по дому, словно повзрослевший ребенок, ее невинность и красота украшали темные и мрачные покои Фоксворт Холла. Когда бы Малькольм не обратился к ней, или она в силу необходимости вынуждена была беседовать с ним, она была похожа на маленькую девочку, которая набралась храбрости и пришла на прием к зубному врачу. Она прислушивалась ко всему, что должна была услышать; произносила то, что от нее ждали, а затем удалялась. Улыбка и бодрый голос вернулись к ней, как к человеку, который пережил самое страшное и готов идти дальше.
По вечерам все было иначе. После того, как они (c) Кристофером ужинали, и она укладывала трехлетнего сына спать в детской, она старалась избегать любых контактов с Малькольмом, а спустя некоторое время — и со мной. Если она по той или иной причине никуда не уходила из дома, она удалялась в лебединую комнату, чтобы там почитать и отдохнуть.
Часто, прислушиваясь к шорохам за стеной моей комнаты, я различала ее рыдания и тихую речь, словно Гарланд находился рядом с ней в кровати. Я уже почти поверила в то, что такая страстная любовь, которая существовала между ними, позволит им вскоре преодолеть преграды между смертью и жизнью и обняться, пусть на краткий, но бесценный миг каждой ночи.
— О, Гарланд, Гарланд, как мне тебя не хватает, — стонала она. — Как тяжело здесь без тебя, и как не хватает твоего общения маленькому Кристоферу. Гарланд, любовь моя.
Мне было искренне жаль ее, я понимала, почему она не торопится уезжать и почему она до сих пор не убедила Малькольма решить все наследственные вопросы как можно скорее. Пока она находилась здесь и спала в лебединой комнате, Гарланд жил в ее душе. Стоило лишь ей уехать из Фоксворт Холла, как Гарланд навсегда остался бы погребенным в могиле.
Как-то зимой я проснулась посреди ночи, услышав крики и плач Алисии, это был скорее не страдальческий плач, но крики отчаяния и страха. В замешательстве я встала, приложив ухо к стене, прислушалась. Крики стали более приглушенными, почти неразличимыми. Надев халат, я вышла в коридор и подошла к дверям лебединой комнаты. Я прислушалась и тихо постучалась.
— Алисия, Алисия, с тобой все в порядке? Ответа не было, поэтому я дернула за ручку, но дверь была заперта. Я снова постучалась и подождала. В ответ — молчание. Возможно, ей что-то привиделось во сне, подумала я и отправилась спать.
Утром она была не похожа на себя, скорее на ту, которая переживала тяжелую утрату. Она не спускалась к завтраку, пока не ушел Малькольм, и очень мало ела.
— Тебе плохо? — спросила я ее.
— Нет, — ответила она, ничего не объясняя при этом. Она продолжала что-то клевать со своей тарелки, а затем отложила вилку в сторону.
— Ты, конечно, нездорова. Посмотри, ты совсем ничего не поела.
— Я здорова, — повторила она и подняла на меня глаза, полные слез.
У меня перехватило в горле, я ждала, что она откроет мне тайну, но она закусила губу и встала из-за стола.
— Алисия, — позвала я ее.
Она не обернулась и направилась в свою комнату, где и провела весь оставшийся день.
Она находилась в таком состоянии на протяжении нескольких недель. Иногда она вступала в разговор, улыбалась и шутила, словом, была похожа на себя, но затем вновь становилась задумчивой, тихой и замкнутой. Она либо не хотела, либо не могла объяснить, что с ней происходит.
Неделю спустя меня вновь разбудили ее крики. Они были непродолжительными, но пронзительными. Они быстро прекратились. Утром она выглядела уставшей и измученной, передвигалась, словно в тумане. Мы с Малькольмом уже закончили завтрак, поэтому она поела в одиночестве. Весь остаток дня она провела в лебединой комнате. Наконец, скорее из чувства любопытства, чем из каких-либо других побуждений, я поднялась к ней. Она лежала на кровати одетая и глядела в потолок. Она даже не слышала, как я постучалась, открыла дверь и приблизилась к ней.