Садовник для дьявола
Шрифт:
– Серафима, – тихонько перебила баба Надя, – а у Лены была причина твоего папу убивать?
– Причина? – угомонившись, переспросила девушка. – Не знаю. Может быть, они поссорились?..
– А как она к Денису относилась? Не вешалась, как Катарина?
– Вот еще! – фыркнула вреднющая девчонка. – Лена у нас порядочная женщина. Синий чулок с рыбьей кровью.
– Ссоры с папой у них были?
– Из-за меня – бывало, – пожала плечами Серафима.
– Лена на тебя жаловалась?
– Нет, – скривилась падчерица, – наоборот – вступалась.
– Тогда почему ты ее так не любишь?
– А пусть не лезет! – вспыхнула девчонка. – Она мне не мать!
– Нельзя так, Сима, – покачала головой Надежда Прохоровна. – Ты знаешь, что Елена собирается съезжать отсюда?
– Скатертью дорога.
– Не жалко? Она ведь старалась. Как могла.
– Надежда Прохоровна, – Серафима вдруг налегла на стол руками, склонилась ближе к бабушке, забегала глазами, – а как бы вы к ней отнеслись, когда приезжаете из-за границы на летние каникулы, а она – в маминой спальне? А? На мамином белье, под маминым одеялом. Ходит тут, как хозяйка, указывает. Димка ее чуть ли не мамой зовет. А она нам никто! Пустое место!
Н-да, подумала Надежда Прохоровна, нелегко Елене с падчерицей было, теперь, поди, и вправду съезжать придется.
Серафима – истинная бабушкина внучка, не любившая, когда чужие в душу лезут, – ощетинилась, отвернулась к окну.
– Сима, – тихонько проговорила баба Надя, – я пойду по дому прогуляюсь?
– Гуляйте, – равнодушно отозвалась девушка и внезапно оживилась: – А можно мне через адвоката свидание с Денисом попросить?!
– Даже не думай!
Уже через двадцать минут, покружив по всем этажам большого дома, Надежда Прохоровна уяснила: нисколько не ошиблась Серафима. Увидеть, как она прошла к сторожке, можно только расплющив нос о стекло веранды. И то плющить пришлось бы долго, только будучи уверенным наверняка, что неугомонная девчонка именно сегодня «шутить» отправится да через окно своей спальни вылезет. Случайно это не получится. Она потом дом с другой стороны обогнула.
Надежда Прохоровна вышла на улицу, посмотрела на дом старшего сына Веры Анатольевны.
Оттуда, если бы девочка пошла к строжке напрямик, ее увидеть можно было б. Но Серафима утверждает, что шла через кусты у гаража, и факт сей подтверждает кусочек белой ткани на шиповнике.
А если за сторожкой кто-нибудь из мансарды подглядывал?..
Мансарда не жилая, угловым окном как раз на гараж выходит. Вдруг кто-то там сидел той ночью?
А зачем? Чего там делать ночью, когда весь дом и так свободен?
Если, конечно, и в самом деле не только Сима за садовником подглядывала.
Нет, чепуха! Подглядывают в окна! А что из мансарды увидишь? Кусочек крыши да кусты.
А если Катарина почуяла в Серафиме соперницу?.. Проверить решила, не шастает ли племянница по ночам к разлюбезному садовнику?.. У ревнивых женщин терпения много, сна мало. Вполне могла Катька всю ночь у окна мансарды проторчать, да не одну.
Ну и клубочек! И как только Павел разрешил эдакого красавчика в садовники нанять?! Где у мужиков глаза?
Озаботившись вопросом, как бы проверить,
Раздумья немного застопорили резвый пенсионерский шаг; подходя к крыльцу, Надежда Прохоровна оборачивалась на сторожку, проверяла глазомер. Открыла входную дверь дома.
– Вон!!! – раздалось оттуда. – Пошла отсюда вон!!!
Разъяренный рык Катарины доносился из гостиной. Надежда Прохоровна оторопело посторонилась, мимо нее, чудом не сбив с ног, промчалась Лидия. На левой щеке домработницы весьма различимо алел отпечаток растопыренной пятерни, в руке кухарки яростно мотался белый магазинный пакет с чем-то не слишком тяжелым внутри.
Лидия ошпарила гостью взглядом и вылетела на улицу, словно за ней собачья свора гналась.
Но гнались не собаки. Из гостиной с разинутым для крика ртом выскочила Катарина. Осеклась, сбилась, заметив у вешалок бабушку Надю. С трудом набрала в стиснутую гневом грудь новую порцию кислорода и прошипела перегретой сковородкой:
– Подслушиваем, да? Шпионим?!
Надежда Прохоровна ошалело смотрела на разъяренную дамочку, оправдываться не торопилась.
И правильно.
Катарина резко запахнулась в почти прозрачный пеньюар с пушистой оторочкой и, громко цокая по паркету домашними туфельками с меховыми помпонами, вернулась в гостиную.
След пятерни на щеке Лидии, ярость хозяйки говорили о нешуточном скандале. Холодная холеная дамочка просто на части разрывалась от гнева. Сопела, фыркала рассерженной кошкой. Надежда Прохоровна бочком, бочком втекла в гостиную.
Плечи стоявшей лицом к окну Катарины все еще потряхивало от бешенства, женщина стремительно развернулась к нерешительно мнущейся гостье:
– Вы слышали? Нет – вы слышали?!
Баба Надя, ничего, по сути, не слышавшая, невразумительно повела плечами.
– Нет, ну надо же такое выдумать?! – кипятилась Катька. Подошла к тумбе с напитками, плеснула коньяку в бокал. – Да! – сделав несколько глотков, вызверилась на бабушку Губкину. – Я не ангел! Но и черта никому не позволю из себя делать! – Подбежала к раскрытой двери на террасу и выкрикнула в сторону садового домика: – Руки коротки!!!
Надежда Прохоровна все так же конфузливо таращилась на Катарину и мудро помалкивала. По совести сказать, надеялась: расскажет Катька, выплеснется в ярости, за что ударила кухарку.
Но Катарина, разозленно фыркая, носилась по гостиной, хлебала коньяк – это в одиннадцать-то утра! – и на общение не напрашивалась. Кипела внутри себя и грозила взорваться паровым котлом. На бабу Надю обращала внимания не больше чем на муху на стекле.
Надежда Прохоровна сочувственно и громко поцокала языком – Катя ноль внимания, повздыхала еще немного для порядку и несолоно хлебавши, понимая, что ничего полезного не услышит, убралась на улицу.