Садовники Солнца

Панасенко Леонид Николаевич

– Вы его замучаете, - кивнул Илья на синтезатор.
– У него, по-моему, воспроизведение запрограммировано только с уже отработанных схем. Не так ли?

– А я нарочно, - глаза у Антона оказались серыми и прохладными, будто осеннее утро.
– Пусть умнеет. Программа-то у него не жесткая, а целевая, страх не люблю жестких программ.

– И в жизни тоже?
– поинтересовался Илья.

– О-о-о!
– Антон воздел руки к потолку.
– Я обязательный через необязательность. Друзья это знают. И чем срочнее что-либо нужно, тем небрежнее и вскользь меня об этом просят... Что за человек

этот Антон? удивился кибернетик самому себе. Получилось смешно и непосредственно.

– Кстати, - как бы невзначай заметил Илья.
– Ходят упорные слухи, что логический блок Станции дает... сбои.

– Слухи!
– взвился Антон.
– Да это чудовищная ложь! У нас не блок, у нас, запомните, мозг! Прекрасный мозг!

– А постоянные перепланировки Станции?
– возразил Илья.
– Уж очень смахивает на пунктик.

Кибернетик скис.

– Это есть, - пробормотал он, присаживаясь на какую-то коробку, - тут вы правы... Однако все проверки дают норму. Мы даже на Землю возили энергослепок нашего любимца. Показывали там лучшим специалистам. Примеривались они к нему так и эдак и говорят: великолепный мозг, подарите, - смеются, - его нам, мы шефу на день рождения подарим... Да, дела...

– А вы вот чем поинтересуйтесь, - посоветовал Илья.
– Раз он у вас такой умница, то мог все эти перемены декораций не только для целевой, но и для любой другой программы приспособить.

– Любопытно. Вы говорите: приспособить? Для целевой?
– Антон решительно повернулся и пошел к пульту связи с логическим блоком.

– Вдруг что выяснится - позвоните!
– крикнул ему вслед Илья, но кибернетик, очевидно, уже не слышал его.

Вся работа с утра валилась из рук. Илья пошел было в Пустыню, захотелось побыть одному, - но там кружил с застывшим взором Треверс, и Ефремов вернулся в медотсек.

– Опять Кен кружит, - пояснил он, отвечая на безмолвный вопрос Полины.
– Неприятно.

– Делится?

– И, по-моему, активно. Вот бедняга. Идет, идет, потом вдруг останавливается и давай себя ощупывать: цел ли.

Илья снова уткнулся в ленты: вот уже четыре дня он проверял архив электронного диагноста. Полина сидела молча, демонстративно скрестив руки на груди.

– Ил, неужели тебе не надоело?
– наконец спросила она.
– Да, я сама советовала проверить психику членов экипажа. Ты это сделал. Разве записи диагноста не убедили тебя, что на Станции все в порядке?

– Убедили, - рассеянно кивнул Илья.
– Я теперь только "лунатиками" занимаюсь. Ищу частности. Они представляются мне как отдельные понятные слова в потоке бессвязной речи, внятно произнесенные слова.

– Ты что?
– Полина не скрывала недоумения.
– Ты в самом деле считаешь хаотическую информацию речью? Ищешь в ней смысл?

– Нет, конечно. Волноводы, наверное, и есть волноводы - связующее звено... Команда - отчет о выполнении, опять команда... Но, может, кто-нибудь из медиумов понял команду?

Илья устало отстранил подставку с кассетами, и лентами. Он смотрел на Полину: ненавязчиво, ласково, будто приглашал вспомнить об их тайне, о тех безднах доверчивости, которые открылись им.

Полина замерла. Она дышала неровно и горячо, прикрыв глаза и покусывая губы. Смуглые

руки ее, до сих пор свободно лежавшие на столе, вдруг напряглись, будто что-то отталкивали.

– Не надо, Илюшенька, - она покачала головой.
– Не смотри на меня так... Мы должны разгадать тайну Окна. А потом... Потом мы найдем остров. Необитаемый остров. Я не могу любить между делом, Ил. Да, да, я, наверное, бешеная, ненасытная, чересчур искренняя. Какое счастье, что я родилась именно теперь, а не в прошлые века. Тогда все путали, путали... И ничего не понимали до конца - ни душу, ни тело...

– Не обижай предков, - улыбнулся Илья.
– Ты несправедлива.

Просмотрев остальные ленты, он вызвал Антона.

– О-о-о!
– обрадовался кибернетик.
– Вы, конечно, не Норберт Винер, Илья, но кое-что в машинной логике соображаете. Вы знаете, что учудил наш общий друг? Знаете, откуда эта лавина перепланировок?

Илья пожал плечами:

– Наверное, увлекся театром. Смена декораций.

– Нет, нет!
– Антон замахал руками.
– Никаких отклонений. Наш друг всего-навсего развил целевую программу, причем в лучших традициях гуманизма.

– То есть?
– их разговор заинтересовал и Полину.

– О-о-о! Мы с вами не поняли элементарного, уважаемая Лоран. Я же всем говорил - на Станции великолепный мозг. Так вот. Целевая программа обязывает его производить корректировки нашего "изменяющегося мира" раз в шесть-семь месяцев. Верно я говорю?! Но программа рассчитана на нормальных людей, работающих в нормальных условиях. А у нас что? Одни неврастеники.

– И логический блок решил...
– начал Илья.

– Вот именно, вот именно, - экспансивный Антон чуть не захлопал в ладоши.
– Машина решила нас ублажать. И мебель перетаскивает, и Григом потчует.

– Ну и ладно, - Полина устало улыбнулась.
– На одну загадку меньше. А то уж очень неуютно было: за бортом амебы изощряются, а тут еще на Станции чудеса. Ты уж попроси свои машины, Антон. Пусть помогают нам. До конца исследований.

– До победного!
– согласился кибернетик.

– Послушай, Антон, - попросил Илья.
– Требуется помощь твоего "великолепного". Есть сейчас свободный канал?

– О-о-о!
– оживился кибернетик.
– Служба Солнца у меня вне очереди. Сколько исходной информации?

– Пустяк, - Илья приподнял ворох лент.
– Хочу систематизировать архив диагноста.

– Ладно, присылай.

Антон отключился.

Несколько минут в медотсеке царило молчание. Затем Полина резко отодвинула пульт управления диагностом, поднялась.

– Ты ведь не просто частности ищешь, Илья? Все они - в отчетах "лунатиков". Ты ищешь то, чего нет в отчетах. Ты ищешь Боль?

– Да!
– Илья упрямо сдвинул брови.
– Если боль чувствуешь только ты, то это, наверное, в самом деле частность, странный вторичный эффект, присущий только твоей психике. Но если это действительно Боль, то такое сильное чувство не может обойти других медиумов. Значит, другие тоже мучаются и... тоже скрывают. А раз так, то Большая Боль - суть реальность и реальность чрезвычайно странная для волновода хаотической информации. Ты же знаешь я бывший хирург, для меня боль слишком знакомый симптом.