Сады Луны (др. перевод)
Шрифт:
Быстрый Бен насторожился.
– Гончие взяли его след, – процедил сквозь зубы маг.
Калам смачно выругался и вскочил на ноги.
Дырявый Парус сидела на постели, моргала уставшими глазами и искоса поглядывала на Калама. Ей казалось, что под его ножищами должны скрипеть все половицы. Однако Калам не ходил, а бесшумно скользил по полу. Всю эту странную картину дополнял Быстрый Бен: скрестив ноги, он повис в нескольких дюймах над полом.
Колдунья обессилела. Слишком много событий, случившихся
Маг был связан с Хохолком. Судя по всему, деревянная кукла выполнила то, чего от нее добивались, – вышла на Путь Тени. Хохолок достиг ворот мира Тени и куда-то пропал.
На какое-то время Быстрый Бен перестал ощущать Хохолка. Эти долгие минуты казались нескончаемыми. Все трое молчали, ощущая себя туго натянутыми тетивами. Когда же маг вновь почуял Хохолка, тот был не один.
– Он возвращается, – объявил Быстрый Бен. – Движется, меняя Пути. Если опонны подарят ему удачу, он сумеет оставить гончих с носом.
Быстрый Бен слишком легковесно относился к Шутам. Дырявый Парус невольно вздрогнула. Когда магические вихри бушуют столь близко к поверхности, лучше не привлекать к себе ненужного внимания богов.
И маг, и взводный ассасин тоже порядком устали. Обстановка в душной, пропахшей потом комнате была тягостной и напряженной. Быстрый Бен склонил голову. Его разум странствовал сейчас по магическим Путям, крепко вцепившись Хохолку в плечо.
Калам подошел к колдунье и заглянул ей в глаза.
– Как там с Тайскренном? – спросил он.
Колдунья заметила, что у взводного ассасина дрожат руки.
– Кое-что он унюхал, – ответила она. – Он сейчас точно охотник из детской сказки: знает, что охотится, но не знает, на кого.
Дырявый Парус ободряюще улыбнулась Каламу.
– Тайскренн действует осторожно. Даже очень осторожно. Одно дело, когда на тебя выскочит кролик, и совсем другое – когда волк.
– Или гончая, – хмуро добавил Калам и возобновил свои хождения.
Колдунья задумалась. Неужели Хохолок тащит за собой гончую? Выходит, они сообща ведут Тайскренна прямо в засаду?
– Не верю, – мотнула головой Дырявый Парус. – Это было бы глупостью.
Калам намеренно отводил от нее глаза. Колдунья встала.
– Даже не глупостью. Безумием. Ты понимаешь, какие силы вырвались бы наружу? Кое-кто считает, что гончие древнее, чем мир Тени. Но дело даже не в их возрасте. Сила притягивает силу. Если один Властитель начнет рвать магическую ткань, на запах крови явятся и другие. А кончится тем, что к рассвету город будет мертв.
– Успокойся, колдунья, – сказал Калам. – Никому не надо, чтобы кто-то из гончих врывался в город. Я сказал это со страху.
Искренность ассасина удивила Дырявый Парус. Конечно, ему было стыдно смотреть ей в глаза. Признаться, что тебе страшно, – все равно что признаться в собственной слабости.
– А
Калам остановился, потом рассмеялся. Смех был не менее искренним, чем его признание. Колдунье стало легче.
Из спальни вышел Колотун. На его раскрасневшемся лице поблескивали капельки пота. Взглянув на Быстрого Бена, лекарь подошел к Дырявому Парусу и опустился на корточки.
– По всем правилам, капитан Паран должен был бы сейчас лежать не на твоей постели, а в могиле. Ему хватило бы и одной раны; удар пришелся прямо под сердце. Мастерский удар, надо сказать, – добавил лекарь, выразительно глядя на взводного ассасина. – Второй удар тоже был смертельным. Просто капитан бы дольше мучился.
Калам поморщился.
– Явный покойник остался жив. Чем это объяснить?
– Вмешательством, – ответила колдунья, чувствуя, как ее начинает мутить. – Чудеса твоего Деналя – Пути исцеления?
Лекарь растерянно улыбнулся.
– Мне крупно помогли. Раны капитана затягиваются. Я лишь ускорил их заживление. Но капитан пострадал не только телом, но и разумом. В обычных условиях выздоровление растянулось бы на несколько недель, а это принесло бы свои неприятности.
– Можно без загадок? – спросила колдунья.
Калам сосредоточенно разливал вино по глиняным чашкам.
– Есть тело, а есть телесные ощущения. При исцелении одно нельзя отделять от другого, – сказал Колотун. – Я не силен в объяснениях. Деналь затрагивает все стороны больного. Ведь ранены не два участка тела. Поврежден весь организм. Капитан получил потрясение. Потрясение – это шрам. Он как мост, перекинутый через пропасть между телом и разумом.
– Довольно ученых слов, – пробурчал Калам, подавая лекарю чашку с вином. – Ты нам лучше расскажи про Парана.
Колотун наполовину осушил чашку и вытер рот.
– Вмешавшуюся силу занимало лишь исцеление тела. Не удивлюсь, если через день-другой капитан встанет на ноги, но от потрясения он избавится не сразу.
– А почему бы тебе не помочь ему? – удивилась колдунья.
Лекарь покачал головой.
– Тело, разум и душа взаимосвязаны. А сила, про которую я говорил, вмешалась и все порвала. Я же не знаю, сколько потрясений пережил за свою жизнь этот Паран. Я не знаю, как обнаружить самое последнее из них, а действовать наугад боюсь.
Всего час назад раненого капитана принесли в спальню колдуньи. Он был без сознания. Уроженец Анты, аристократ, офицер, присланный командовать взводом во время их миссии в Даруджистане. Больше Дырявый Парус не знала о нем ничего.
Колотун залпом допил вино.
– Еж не спускает с него глаз. Парень может очнуться в любую минуту, но вот в каком состоянии ума – это другой вопрос.
Лекарь подмигнул Каламу.
– Кажется, Ежу он даже понравился.
Ассасин поморщился, что заставило Колотуна улыбнуться во весь рот. Видя недоумение в глазах колдуньи, лекарь пояснил: