Сады Приапа, или Необыкновенная история величайшего любовника века
Шрифт:
Автандил был упертый — все официантки у него должны были быть блондинки. Бедная шатенка Зина-старшая сожгла все волосы, но стала белой, куда денешься. Зина-младшая (мордовочка) краситься отказалась, ее отстояла Нина, сказав, что среди всех блондинок одна должна быть черненькая, для оттенения, что, мол, если б не было брюнетки, ее надо было специально брать в штат. Автандил выслушал, подумал, сказал «ты права, Нина». Остальные одиннадцать официанток были блондинки.
Главной достопримечательностью ресторана был громадный, во всю стену, аквариум, где плавали настоящие экзотические рыбы, а вечером во время шоу туда ныряли три почти обнаженные блондинки и совершали различные подводные эволюции.
Еще один небольшой аквариум был оборудован посредине зала. Там
Первое время Коля с разрешения Нины приходил к ней в ресторан, садился за дальний столик, Зиночка-младшая ставила перед ним в графинчике 100 граммов ликера «Малибу» и какую-нибудь мелочь закусить. Коля отпивал по полглотка в час, смотрел аквашоу, слушал оркестр, отходил душой, наблюдая за нравами военных и гражданских, втайне гордился Ниной, которая после курсов очень изменилась. Она похорошела, поправилась («будто полуспущенную шину подкачали», выразился про себя Коля), стала делать макияж. Один раз Коля сам слышал, как Нина на английском языке говорила с каким-то смуглым человеком в военной форме. Коля понял только «плиз» и «сенкью», т. е. то, что говорил азиат, а Нина говорила непонятными словами много и даже как-то по-иностранному смеялась (что Коле не понравилось). Автандил был доволен ее работой, вскоре купил ей двухкомнатную квартиру, и Коля, однажды придя с работы домой, увидел, что во второй комнате, поменьше, поставлена новая кровать. Он понял — для него. Нина вернулась с работы в час ночи. Зашла на кухню, где томился Коля. Он поднял глаза. У Нины была новая прическа — высокие, начесом, волосы, схваченные лентой.
— Вот что, Коль, — сказала Нина холодно. — Что хочешь думай, только твои приходы ко мне на работу… в общем, это надо прекратить. — Она посмотрела на него с жалостью. — Раньше было можно, сейчас — нельзя. И хозяину не нравится… так что и вообще.
Коля думал, что все происходит во сне. Но это был не сон.
— А как же, к примеру… я один, весь вечер, ты ж в час-два приходишь… И при чем тут Автандил? Я ж всегда по счету плачу.
— Это неважно. Ты занимаешь отдельный столик, а там еще три посадочных места.
— Я могу и в раздаточной…
— Ну, не хочу я, — сказала Нина.
— Почему?
— Не хочу, и все. — Она уже говорила жестче. — И вообще вот что, Коля… Перейдешь в другую комнату.
Это была тягостная ночь в Колиной жизни. Он лежал на новой неудобной кровати, смотрел, как по потолку ползут, скрещиваясь, отсветы от фар ночных авто, думал о своей жизни, и жить ему не хотелось. Голое окно без занавесок наводило на мысль о больнице, о палате в сумасшедшем Доме. Тем более что разросшийся сад за окном издавал под порывами ветра тревожные и пугающие шумы.
Коля слышал, как Нина, повозившись на кухне, зашла в большую комнату и закрылась на ключ изнутри.
Все его мысли так или иначе приходили к одному — Хуссейна надо водворить на прежнее место. Любой ценой. Правда, Коля как-то не додумывал до конца, что, собственно говоря, ничего хорошего в его жизни не было, когда Хуссейн находился при нем, наоборот, были одни терзания, но теперь Коля страдал в состоянии отсутствия своего беглеца, поэтому нынешнее положение заслонило для него прежнее, еще более, на самом деле, мучительное…
Две прошлые его попытки выйти на беглеца пресекли телохранители. Один раз Колю перехватили возле проходной ликерного производства, куда Кичхоков приезжал с инспекторской проверкой, а второй раз Коля пытался столкнуться с Хуссейном в московском офисе его фирмы, когда под видом плановой санобработки помещения в конце прошлой недели разбрасывал по углам ядохимикаты. Ядохимикаты-то он разбросал где надо, но Уд, как назло, в эти дни летал с Лапиковым в Калифорнию-При Коле кто-то сказал, что босс строит в Америке на берегу океана ранчо.
Тут
Глава VI
Кто бы не был достоин жалости,
если б можно было всё знать о всех?
Сент-Бёв
1
Коля видел в теленовостях репортаж с пресс-конференции о предстоящем международном балетном конкурсе «Алиса». Но то, что бывает потом, после пресс-конференций, телевидение обычно не показывает. Журналисты налетают на свой фуршет, а устроители мероприятия, официальные лица, спонсоры проходят в отдельный банкетный зал. Стол там уже был накрыт. На десять — двенадцать гостей приходилось восемь — девять официантов. Это был тот зальчик в «Метрополе», стены которого отделаны черным мореным дубом.
Вскоре к застолью присоединилась сама примадонна, ее немного задержали дотошные телевизионщики. Уд заметил, что официанты никого за столом не выделяют, чего не скажешь об устроителях конкурса. Уд безошибочно вычислил, что внимание к персонам спонсоров распределялось в точной зависимости от суммы взноса и рейтинга фирмы. Особенно все вились возле двух — какого-то азиата, который представлял «Сунгсам», а другой был наш, рыжий, весь в веснушках, босс финансово-нефтяной группы «Ойл».
Личный переводчик Уда так и не был профессионально востребован. Уд не обижался, он делал выводы. Он заносил их в свой компьютер, туда, в те отделы мозга, которые заведуют у нас грустными житейскими открытиями и запоздалыми прозрениями. Руки в белых перчатках что-то из-за спины ставили перед ним, убирали нетронутым, ставили что-то еще, над столом стоял гул неровной плотности (концентрированный возле азиата и рыжего миллиардера и разреженный, пустоватый близ всех остальных, даже возле министра культуры, сам же Уд был как бы в информационно-эмоциональном вакууме). К нему никто не обратился ни с одной репликой, ни с одним вопросом, поэтому переводчик безостановочно ел и пил. «Этот обжора-толмач мог бы ради проформы дать мне знать, о чем у них болтовня», — подумал Уд, но себе же и ответил, что это глупо, непереводимо да и незачем. Пользуясь праздностью, персональный переводчик Уда перебрал и вскоре, одеревенев лицом, умом, глазами и фигурой, упорно, непоколебимо замолчал на всех своих пяти или шести языках.
Один раз взгляд Уда пересекся со случайным взглядом примадонны, но ее взгляд никак не зацепился с его взглядом, прошел не то вскользь, не то сквозь, никак не отразившись на лице… «Если б она забыла, кто я такой, она б отреагировала поощрительной улыбкой, — думал Уд, занося свои наблюдения в компьютер. — Но она именно знала, кто я, и предпочла не заметить…» Какими жалкими, провинциальными вдруг показались ему собственные презентации напитков, все эти Дома актеров с высокомерными подхалимами, все эти винно-цементные хлопоты о поставках сырья и сбыте продукции. «Посмотри на этого корейца. Или лучше на этого рыжего нефтяного магната. Его качалки по всей Сибири качают ему его вес, его престиж… а чем занимаешься ты, Кичхоков?» Он вперил взгляд в жевавшего рыжего миллиардера и, вставая, закончил про себя: И у меня будут акции, недвижимость. И у меня будет власть. Как Юджин говорил? — «самой большой афродицией, босс, обладает власть». Уд поднялся со своего места и вышел из зала.