Сады Солнца
Шрифт:
Мэси боялась задуматься о своих потерях. Если вспоминать — то как же успокоиться, как примириться с этим? Бог мой, как хрустел снег под каблуками сапог, как холодный ветер хлестал лицо, когда Мэси вместе с ребятами из аварийноремонтного корпуса шла на очередной день работ по разборке руин Чикаго! А вот закат над озером Сьюпериор, солнце уходит за лесенку тонких облаков, таких розовых в темно–синем небе, — и все отражается, будто в огромном зеркале, в идеально спокойной воде озера. А вот медный закат над крышами Питтсбурга. Вот огромный, величественный, медленный закат над равниной Небраски и звездные королевства, раскинувшиеся в ночном небе. Как щекотал лицо теплый солнечный свет, как он пробивался сквозь закрытые веки! А вот дождь. Вот штормовые волны, взрывающиеся пеной, бьющие в скалистый берег. Кузнечики стрекочут в сухой летней траве. Леса как соборы — и взрыв
Мэси не хватало мяса. Дальние были вегетарианцами не по убеждению, а по необходимости. Производимые эрзацы мяса мало напоминали оригинал. Мэси мечтала о том, чтобы завести с полдюжины цыплят в тесных садах поселения. У Свободных дальних было оборудование, знание и опыт, позволяющие производить животных и растения по генетическим картам. В Общей Библиотеке содержались тысячи генных карт всех возможных родов и видов. Вряд ли Мэси позволят убить и приготовить цыпленка. Самим желанием убить живое существо она подтвердила бы худшие подозрения дальних. Но, по крайней мере, в рационе регулярно появлялись бы яйца.
Спустя четыреста дней после того, как беглецы поселились на Миранде, Земля и Уран максимально сблизились, хотя между ними еще оставалось четыре миллиарда и четыреста миллионов километров. Мэси с трудом представляла расстояние между пусковыми шахтами и парком трейлеров в Небраске, где она выросла под нежной опекой Церкви божественной регрессии, и Питтсбургом, где жила после бегства. Каких–то чертовых две тысячи километров. А расстояние между Землей и Ураном было в два с лишним миллиона раз больше. Мэси потребовалось три недели ходьбы и попуток, чтобы добраться до Питтсбурга. На такой же скорости ей потребовалось бы сто пятнадцать тысяч лет, чтобы покрыть пропасть между Ураном и Землей. Даже если бы Мэси угнала корабль, выучившись летать, и этот корабль оказался с нужным количеством топлива, все равно потребовалось бы двадцать четыре недели на перелет. Да, Земля очень далеко. А большинство планетоидов за орбитой Урана летели на еще больших расстояниях друг от друга в необъятной холодной пустоте. Она навсегда поглотит горстку человеческих жизней. Она превратит их в пыль и прах, нет, даже в меньшее, ничтожнейшее. Так далеко от Солнца немыслимо построить хоть какую–нибудь жизнь — а ведь это и планирует Ньют со своей командой маньяков.
Пока остальные дальние превращали систему туннелей в уютный дом, Ньют с командой проектировал и строил первый рабочий прототип бразильского быстрого термоядерного реактора. Многие из Свободных дальних работали торговцами перед войной, владели кораблями либо пилотировали корабли, принадлежавшие сообществам. В общине хватало специалистов по постройке и ремонту кораблей. Но реакторная команда была сборищем настоящих технических гениев, молодых, полных энергии и устрашающе эффективных. Они накачивали себя целой батареей психотропных средств, чтобы обострить и без того внушительный интеллект, отточить способность сосредоточиться и работать сутками напролет. Они пересмотрели выкраденные информационные файлы и забрали почти все вычислительные мощности, чтобы создать виртуальную модель вплоть до атомного уровня. Ребята Питера ободрали нужные детали и редкие металлы с двух кораблей, использовали принтеры, чтобы создать нужные компоненты и буквально по молекуле вырастить рабочую камеру реактора. Бразильский двигатель требовал антипротонов для катализа реакции быстрого синтеза. Сначала команда обсуждала добычу антипротонов, возникших при столкновении частиц высокой энергии из космоса с внешними слоями атмосферы Урана. Но этих антипротонов рождалось слишком мало, и они рассеивались по слишком большому объему. Потому решили выкопать трубу в километр длиной и построить внутри линейный ускоритель частиц, использующий квантово–дифракционную версию генератора Кокрофта — Уолтона, чтобы стрелять отдельными «голыми» кварками в атомы водорода, подвешенные в лазерной ловушке. Чтобы запитать ускоритель, потребовались термоядерные реакторы трех разобранных кораблей и триста с лишним дней тяжелой работы, но в результате получилось достаточно топлива для пробного пуска.
Команда реакторщиков выкопала яму на ледяной равнине в паре сотен километров к северу от поселения свободных дальних, застроила ее лесами из фуллерена, установила прототип дюзами кверху, соединила с топливными баками и кучей контрольных приборов. Затем люди отступили за горизонт и спрятались в бункере. Все считали, что если разовьется неуправляемая реакция, взбесившийся реактор всего лишь проплавит дыру во льду, ставшем на космическом холоде крепче стали. Но напрасно рисковать никто не хотел.
В бункере было жарко и душно. Нервы, бессонница, четыре утра. Изготовление прототипа поглотило много ценных ресурсов, которых не возместить. Все понимали: если испытания провалятся, остальные Свободные дальние не поддержат продолжения работ. Юноши и девушки в спексах сидели на полу, водили кончиками пальцев по планшетам, шарили руками в воздухе, будто слепцы, ощупывающие слона. Ньют Джонсон и Мэси Миннот сидели в углу, тесно прижавшись друг к другу. Кто–то соединил ИИ, управляющий испытаниями, с большой красной кнопкой. Ньют предложил пластиковую коробку с кнопкой Мэси и спросил, примет ли она честь запустить двигатель.
— Он — твое детище. Тебе и нажимать, — ответила Мэси.
— Оно и твое тоже. А я так напуган, что могу испортить, если начнут трястись руки.
— A-а, не хочешь ответственности, — заметила Мэси, но взяла коробочку.
Техник начал отсчет. Все подхватили — радостный хор, скандирующий: «Восемь, семь, шесть…»
При слове «ноль» Мэси надавила обоими большими пальцами. Во множестве окошек виртуального экрана посреди забитой людьми комнаты в черное небо выстрелил узкий прожекторный луч, такой ослепительно–яркий, что было не различить деталей местности вокруг него. Все заорали, принялись хлопать друг друга по спинам. Ньют поцеловал Мэси, она — его, бункер задрожал и завибрировал, поймав звуковую волну сквозь ледяной реголит. Через две секунды ИИ принялся глушить двигатель, ярчайший луч потускнел, погас. Бункер перестал дрожать. Пару секунд все молчали, затем все заговорили наперебой, споря о данных телеметрии, режимах полной тяги и маневра, расхода топлива, скорости выхода частиц и КПД топлива…
Затем последовали новые испытания, днями напролет. Команда увеличила выработку антипротонов и взялась за второй двигатель. Прототип вынули из испытательной ямы и поставили на буксир Ньюта и Мэси. Ньют отправился на кораблике в испытательный полет вокруг самой дальней луны Урана, Фердинанда, прогулку по кольцу в сорок миллионов километров. На нее ушло меньше дня.
После этого триумфа Ньют с командой изложили свои планы путешествия за систему Урана общему собранию Свободных дальних, где все малые и большие дела решались голосованием. Ньют использовал все свое обаяние и силу убеждения, произнес пламенную речь. Главный техник Зифф Ларсер объяснил, что во время экспедиции большая часть команды останется на Миранде, займется изготовлением реакторов и установкой их на корабли. Ньюту многие возражали, прежде всего группа под главенством Мари Жарено. Мари была не только одной из старейших Свободных дальних, но и одним из лидеров движения за мир и сотрудничество с Землей. Мари очень уважали. Она долго распространялась о необходимости сохранять ресурсы. Да, можно идти дальше но лишь построив солидную базу.
— У нас нет базы, нет фундамента, — говорила Мари. — Мы создаем ее, но для этого нам всем нужно работать вместе. Я понимаю: трудно следовать выбранному курсу, довольствоваться скромными успехами. Но следует держаться, несмотря на то что дорога кажется нудной и тяжелой. Иначе мы расточим силы попусту, распылимся, кидаясь то туда, то сюда, гоняясь за мечтами. И оттого станем раздроблены, слабы и уязвимы.
Речь Мари вызвала бурю аплодисментов. Когда они стихли, встал Идрис Барр и пошел к середине заросшей травой поляны, вокруг которой собралась община. Идрис не был формальным главой, но он всегда внимательно выслушивал все мнения, выступал судьей в не очень значительных спорах и, в общем, был объединяющей силой группы. Высокий, стройный, энергичный, он нес свой авторитет и влияние большей частью легко и беззаботно, но не колебался тогда, когда требовалось применить этот авторитет для направления спора в нужную сторону. Идрис заговорил о будущем. Нужно сделать выбор, объединиться и с радостью приветствовать все открывающиеся возможности.
— Мы очень много успели всего за год. Это поразительный успех. И мы не перестанем удивлять самих себя, — сказал Идрис, — Мы показали, что сможем устроить себе дом где угодно. Нам не стоит бояться новых проблем. Мы знаем: у нас есть решимость и умение справиться с ними — и здесь, на Уране, и на Нептуне, и на Плутоне, и где угодно в Солнечной системе.
Мэси изумилась. Раньше Идрис Барр поддерживал работу реакторной команды с одним строгим условием: они должны оборудовать каждый корабль быстрым реактором, чтобы, когда настанет время бежать, корабли дальних смогли обогнать любых преследователей. Но теперь Идрис призывал к исследованию и распространению.