Сады Виверны
Шрифт:
– Думаю, ее душа попросту не успевает за телом, – сказал дон Чема, – и в образовавшийся зазор хлынул хаос. Это ее беда – не вина. Ее надо найти, ваше высокопреосвященство.
Альдобрандини вздохнул.
– Незадолго до вашего прихода дон Антонио доложил мне, что ее нашли возле Зеркальной башни и отнесли в монастырь. Сестры-облатки ухаживают за нею, она в сознании и невредима, но… я послал к ней доктора Сантоцци – она не узнала его… душа ее где-то далеко… – Кардинал помолчал. – В нескольких шагах от нее нашли ребенка… убитого ребенка… с ножом в сердце…
Дон Чема перекрестился.
– Мне хотелось бы увидеться с нею.
– Разумеется. Что вы намерены делать?
– Судя по записям в тетрадях, которые мы обнаружили в доме на Аппиевой дороге, Джованни интересуется известным вам монастырем Святого Вита близ Пармы…
– Садами Виверны?
Дон Чема кивнул.
– В Парме у нас одна проблема, – сказал кардинал, – герцог Рануччо Фарнезе, бабник, психопат и дурак, свихнувшийся на колдовстве…
– А герцогиня?
– Моей сестре всего
27
«Никаких препятствий» – термин, означающий, что цензор разрешает печатать и распространять книгу (лат.).
От неожиданности я не нашел, что ответить, только низко поклонился его высокопреосвященству, впервые назвавшему меня полным именем.
Нам приказали ждать внизу, пока будут готовы письма, обещанные кардиналом.
В небольшом зале со щитами на стенах к нам подошел тот самый дон Антонио, которого упомянул монсиньор Альдобрандини.
Дон Антонио дель Моцци занимал должность субдатария Римской курии, то есть заместителя главы казначейства, но обязанности его имели мало общего с финансами Святого Престола.
Многие в Ватикане презирали его и побаивались – этот невысокий тощий мужчина в черной шляпе поверх черной кали, завязки которой болтались у его кадыка, возглавлял многочисленную стаю «ночных псов» – шпионов кардинала.
– Мессер Рамон де Тенорьо-и-Сомора, – проговорил он с поклоном тихим голосом, – мне велено оказывать вам любую помощь, какая только потребуется. Когда вы отправляетесь в Парму?
– Без промедления, – сказал дон Чема, ответив на поклон. – Какой путь посоветуете, дон Антонио, – через Пизу и Лукку или через Перуджу и Урбино?
– Через Урбино вы наверняка доберетесь до Пармы без потерь, – ответил главный шпион. – Тосканское же побережье по-прежнему опасно: болота Мареммы кишат бандитами, которых, как вы знаете, поддерживают испанцы. Если не возражаете, вас будут сопровождать саксонцы.
– Благодарю, дон Антонио.
– Я предупредил сестер-облаток о вашем посещении, вас ждут.
Главный шпион внимательно посмотрел на меня и с поклоном удалился.
– А что это за Виверна, мессер? – спросил я.
– Обитель святого Вита находится под особым покровительством кардинала-племянника, – сказал дон Чема. – В монастырском приюте собраны mirum populus, назовем их так. Диковинные люди. Калеки, уроды, которых отторгают, а иногда и преследуют люди обычные. Местные называют их виви. Там, в садах Виверны, содержатся и те, кто страдает болезнями разума. Но принимают туда только особ женского пола, поскольку они совершенно беззащитны и не могут постоять за себя. Приор монастыря – дон Эрманно – большой знаток таких болезней. А название свое приют получил от старинного названия горы – Монвиверна, на вершине которой стоит обитель.
– Полагаете, он там?
– Лучшего места для него не сыскать: там ведь почти каждый встречный – corpus vile… [28]
– Наверное, – задумчиво проговорил я, не глядя на дона Чему, – там находят приют и уродливые ведьмы, пораженные зломыслием и спасающиеся от инквизиции…
Инквизитор вздохнул.
– Святая Хильдегарда Бингенская, – сказал он, – полагает, что человек, изгнанный из рая, неизбежно портится, лишается смысла жизни, и его болезнь не событие и не процесс, но состояние дезинтеграции, а его воля к небытию сильнее стремления к божественному жизнетворчеству. Образ жизни такого человека и его содержание святая Хильдегарда связывает с modus deficiens – состоянием недостаточности, с дефицитом божественности, с выхолащиванием человеческого, и этот дефицит, как мы видим повсюду, только усугубляется, принимая все более изощренные формы. Его высокопреосвященство кардинал Альдобрандини отдает себе в этом отчет и не считает, что сожжение еще одной деревенской дурочки, нуждающейся в любви и лечении, стало бы полноценным восполнением этого дефицита. Символические жесты чрезвычайно важны, но лишаются силы, когда становятся частью рутинных ритуалов. – В голосе его явственно звучала печаль. – Все мы куплены дорогою ценою, говорит Апостол, который ни для кого не делает исключений. Иногда мне кажется, что жизнь тех, кто не может постоять за себя, жизнь дураков и уродов – последний бастион в нашей битве с дьяволом, и к этому-то, собственно, и сводится тот трагический оптимизм, который я пытаюсь исповедовать. – Он помолчал. – Но речь не обо мне, Мазо: у кардинала Альдобрандини в Риме немало врагов, и этим людям будет только на руку, если он проиграет схватку с колдуном…
28
Тело для медицинских опытов; букв.: дешевое тело (лат.).
– Мессер… – Я понизил голос, хотя в зале не было никого, кроме нас. – Не кажется ли вам, что его высокопреосвященство преувеличивает угрозу, исходящую от Джованни Кавальери?
Дон Чема повернулся ко мне всем телом.
– Ведь Джованни не сделал ей ничего плохого, – продолжал я, немного струхнув. – То есть он, конечно, похитил ее, хотя в точности и неизвестно, похитил ли, может, она сама решила сбежать от отца… Насколько я понимаю, Джованни не держал ее взаперти, в темнице и оковах… Он не ограбил ее, не убил – изменил ее внешность, превратив в красавицу. Узнай об этом другие женщины, они выстроились бы в очередь за красотой! Да и многие мужчины не устояли бы…
Дон Чема задумчиво кивнул.
– Греки считали, что красота и добро – одно и то же. Это у них мы заимствовали понятие о нравственно прекрасном человеке, это они придали красоте моральный смысл. Однако Аристотель в «Евдемовой этике», где он говорит о полноте жизни в полноте добродетели, замечает, что на это способны только мыслители, которые привыкли повиноваться не страху, как все, а стыду. Много ли ты знаешь людей, которые без страха повинуются стыду? Много ли ты знаешь таких, кто готов пожертвовать плотью и инстинктом, ссорящими людей, пожертвовать ради идеала, который – и только он – способен их объединить? – Он вдруг наклонился ко мне, и голос его упал до шепота. – Много ли ты знаешь людей, понимающих или хотя бы чувствующих разницу между тленной красотой мира, погрязшего в грехах, и вечной красотой Христа, которая спасет мир? Зло только укрепляется тленной красотой, чтобы с новой силой обратиться против Христа! Тебе не приходила в голову эта мысль, когда ты записывал показания прекрасной Беатриче Ченчи? – Он откинулся на спинку скамьи. – Мы живем во времена, когда все не то, чем кажется, Мазо… Женщины поднялись на каблуки и превратили свои лица в маски, они замачивают свои волосы в моче и подставляют их солнцу, чтобы превратиться в блондинок… Мужчины красят губы и не способны встретить врага лицом к лицу… Зачем, если достаточно нажать курок пистолета? Прямая речь не в чести – предпочтение отдается аллегориям и эмблемам, ложь окутана метафорами… Просто барокко какое-то! Тела дорожают, души обесцениваются. Царь зверей становится царем вещей. Интеллектуалы пытаются эмансипировать разум, то есть лишить его божественной силы. И в этом смысле Джованни Кавальери – герой нашего времени, хотя на самом деле – позорная версия человека. Мы знали Неллу уродливой, несчастной, но это была настоящая Нелла. И не уродство, а дефицит божественности сделал ее легкой добычей колдуна. Джованни превратил ее в красавицу, однако эта красавица – не Нелла, это подделка, analogia entis [29] , и, раз ступив на этот неестественный путь, душа ее естественным и неизбежным образом оказалась во власти дьявола… красавица с ножом! Управлять красотой ничуть не легче, чем повелевать царством…
29
Подобие бытия (лат.).
В зал вошел дон Антонио, и дон Чема умолк.
– Мессер, – проговорил субдатарий, с неглубоким поклоном протягивая инквизитору плоскую черную шкатулку, – вот документы, о которых говорил монсиньор кардинал. К письмам приложены векселя, которые вы можете предъявить нашим агентам в Урбино и Парме. Уверен, вы понимаете, что цель вашей поездки – поимка опасного еретика; содержание же миссии и ее детали, и в этом мы с его высокопреосвященством единодушны, разумно было бы оставить in petto [30] . – Он сладко улыбнулся. – Ну и на прощание помянем великого Помпея: «Navigare necesse est, vivere non est necesse» [31] .
30
В тайне; букв.: в груди (лат.).
31
«Плыть необходимо, а жить – нет» (лат.). Слова Помпея Великого, который в бурю отправился на корабле в Рим с продовольствием для голодающих соотечественников.
Еще раз поклонившись, он вышел из зала бесшумным воровским шагом.
Когда мы спустились к мосту Сант-Анджело, солнце скрылось, пошел дождь.
Трупы преступников, вонявшие на всю округу, с моста убрали – кардинал Альдобрандини, который вдобавок к прочим носил титул коменданта крепости Сант-Анджело, требовал, чтобы мост содержался в чистоте.
Теперь мы ехали не одни – в окружении саксонской дюжины.
Скакавший впереди Капата одним своим зверским видом обращал прохожих в бегство, и вскоре мы без помех добрались до Колизея, откуда рукой было подать до цели.