Саджо и ее бобры
Шрифт:
Малыши долго не появлялись. Шепиэн не мог понять, что это значит. Он побрел в озеро и, пошарив рукой под водою, нащупал норку, но бобрят там не оказалось.
— Саджо, — закричал он встревоженный, — они пропали!
Дети не на шутку забеспокоились. Они обыскали все тростники и заросли на берегу… когда вдруг услышали позади себя жалобные, испуганные всхлипывания: Чилеви и Чикени бежали за ними вдогонку с быстротой, на которую только способны были их коротенькие ножки. Дело было так: наработавшись вдоволь, они поплыли под взбаламученной водой и, никем не замеченные, вышли на берег в каком-то другом месте.
Теперь малыши устали. И вот они уселись поудобнее, как два пушистых гномика, и начали скрести, вытирать и приглаживать свою шерстку; а когда кончили прихорашиваться, то важно и торжественно пошли рядышком по тропинке прямо к хижине. Получив по ломтику хлеба, они отправились в свою берестяную каморку, взобрались на зеленую подстилку, прижались друг к дружке и крепко заснули. Так кончился для бобрят первый чудесный день на воле.
— Теперь это настоящие бобры, — сказала Саджо.
С тех пор каждый день, стоило только открыть дверь хижины, как бобрята бежали к озеру. Часами они возились, откапывая какую-то старую бочку, которую им посчастливилось найти. В бочке не было дна; бобрята оттащили ее в сторону — видно, это место казалось им безопасным. (Можно было подумать, что местность кишит драконами, так подозрительно зверьки оглядывались кругом.) Выбрав место, бобрята установили бочку стоймя в воде на уровне с берегом, так что получилось нечто вроде нырялки. К огромному удовольствию Саджо и Шепиэна, они построили над этой бочкой потешную бобровую хатку. Вот и обзавелись бобрята своим домиком с маленькой комнаткой внутри, с подводным входом, тоннелем и нырялкой. Правда, домик был не слишком устойчив и плохо обмазан, но все равно это было отличное убежище.
Потом бобрята набрали всяких прутиков, побегов тополя и ивы и устроили плот-кормушку напротив подводного входа в хатку, как это делают большие бобры, только их кормушка была гораздо меньше. Конечно, все эти прутики гнили в воде и не попадали бобрятам в пищу, да и вообще лето не время, чтобы делать запасы, и шаткая хатка плохо защищала их от дождя. Но бобрята об этом не беспокоились. Ведь в хижине их всегда ждали теплая постелька и вкусный хлеб, и иногда они даже получали по ложке, другой варенья — у каждого было даже свое маленькое блюдечко для этого угощения. И если принять все это во внимание, они, эти малыши, были обладателями довольно-таки большого имущества. Им не нужны были бы ни забавная хатка, ни плот-кормушка — ничего, если бы только они не получали столько радости от того, что сами строили, сами подгрызали и валили маленькие деревья, рыли землю и играли с песком (строить домики из песка, должно быть, гораздо интереснее, чем делать песочные пирожки) и делали все, что так нравится делать бобрам и без чего они не могут жить счастливо.
Саджо и Шепиэн с большим интересом следили за тем, что делали зверьки. Часто дети помогали им в работе, и, если удавалось достать какой-нибудь строительный материал — палки, хворост, землю, — или же прикатить камень, бобрята сейчас же тащили их к себе на стройку. Иногда маленькие строители вылезали на берег, с ног до головы покрытые грязью, заигрывали с детьми и лезли к ним на колени. И тут начиналась потеха.
Шепиэн построил вигвам на берегу, у самой воды, и в нем отдыхали и прятались от зноя не только дети, но и бобры. Особенно частым гостем у ребят был Чикени — он все искал свою Саджо и всегда прибегал туда, когда она его звала.
Зато Чилеви, маленький искатель приключений и ужасный проказник, бывало, только заглянет в вигвам и опять исчезнет. Он все время где-то пропадал. Сам-то он, конечно, знал, что никуда не исчез, так думали только окружающие, но бобренок в этом не разбирался. Его непрерывно искали и находили в самых неожиданных местах. То вдруг он окажется у Шепиэна в вигваме, когда думали, что там уже никого нет, или же в каморке под кроватью, когда предполагали, что он в вигваме; то он прятался в бобровой хатке, то под пирогой, где его нередко заставали спящим. А только найдут его, он усядется на задние лапки, загнув хвост вперед, и начнет раскачиваться всем телом, вертеться волчком и кивать головой, словно пляшет или радуется, что ловко всех провел.
Если случалось какое-нибудь неожиданное происшествие, то виновником его неизменно бывал не кто иной, как Чилеви, и во всех скандалах голос сорванца-бобренка заглушал все остальные голоса; его можно было слышать из самых неожиданных мест и в любое время.
Нельзя сказать, чтобы Чикени был тихоней, — и он не прочь был повозиться, как всякий бобренок. Только иногда он вдруг прервет свою игру, словно что-то промелькнет в его головке, — быть может, это было смутное воспоминание о родном пруде, — и тогда, если около него не было Саджо, он, бывало, брел на своих неуклюжих ножках искать ее. Найдет, усядется рядышком и начнет прихорашиваться. Потом ляжет возле девочки, положит свою мордочку к ней на колени и станет лепетать что-то на своем таинственном бобровом языке — должно быть, рассказывать, что за беда с ним случилась; или же лежит с полузакрытыми сонными глазами, издавая какие-то тихие звуки, то ли от удовольствия, то ли от тоски, а может быть, он что-то лепетал о любви — мы этого не знаем. Очень, очень хорошие друзья были эти двое, и там, где появлялся один, скоро появлялся и другой.
И теперь, вспоминая те далекие счастливые дни в Обисоуэй, все шалости, проказы и работу (не слишком тяжелую), все эти игры, я затрудняюсь вам сказать, кто из этой компании был счастливее — те ли, у кого были две ноги, или же те, у кого их было четыре. Одно могу сказать: что это была веселая, счастливая четверка из Долины Лепечущих Вод.
Ломтики хлеба становились меньше и меньше. Прошло уже несколько дней, как Большое Перо отправился за запасами, а он все еще не возвращался. Мука почти вся вышла. Дети и бобры стали недоедать.
Но однажды, когда дружная четверка вернулась с прогулки, они застали в хижине Гитчи Мигуона. Он выглядел серьезным и очень озабоченным, хотя большой мешок муки и какие-то свертки с продуктами лежали на полу. Тут же стоял белый человек, незнакомец, держа в руках какой-то ящик.
Большое Перо ласково приветствовал сына и дочь, но не улыбнулся им, как обычно; почему — дети не могли понять. Незнакомец тоже стоял молча.
Что-то было неладно. Даже бобрята словно почуяли беду и сидели притихшие, будто выжидая, — животные часто чувствуют настроение людей.
Шепиэн понял, что отец сказал гостю по-английски, потому что он учился в школе.
— Вот они. Какого вы себе берете?
Что это может значить? Что он хотел этим сказать?
С тоской, внезапно защемившей сердце, Шепиэн взглянул на сестру. Она еще ничего не поняла.
— Дайте мне получше присмотреться к ним, — ответил незнакомец отцу. — Пусть побегают немного.
Это был толстый человек с багровым лицом и холодными голубыми глазами. «Как стекло или лед», — подумал про себя Шепиэн.
В карих глазах Большого Пера засветилась грусть, когда он взглянул на детей. Он попросил незнакомца подождать немного, пока он поговорит с сыном и дочкой.
— Саджо и Шепиэн, моя дочь и мой сын, — сказал Гитчи Мигуон по-индейски, — я должен вам кое-что сказать.
Теперь Саджо уже поняла, что пришла беда Она придвинулась к Шепиэну и робко взглянула на незнакомца.
— Почему… почему он так уставился на бобрят?
— Дети, — продолжал отец, — вот новый скупщик пушнины из Поселка Пляшущих Кроликов. Того человека, с кем я имел дело раньше и кто был нашим другом, уже нет. Теперь хозяйничает новая торговая компания, и они требуют, чтобы я уплатил долг. Мой долг велик, и я не смогу его уплатить, пока не кончится зимняя охота. Старые хозяева всегда рассчитывались с индейцами весной, но эти ждать не хотят. Вы сами знаете — у нас дома нет никаких запасов. И теперь мы ничего не получим, пока я не уплачу свой долг. Что же делать? Мне придется вместе с другими индейцами нашего селения отправиться далеко, на озеро Мускодейсинг, чтобы грузить товары для белых хозяев. Моя работа оплатит долг, но я не получу денег до своего возвращения. Чем же вы будете жить все это время? Я не могу бросить вас здесь голодными. Этот человек оставит нам провизию, — Большое Перо указал на мешок и другие свертки, — но взамен он хочет… он хочет взять одного из бобрят.