Сафари для победителей
Шрифт:
А потом обрушился этот дождь. Нет – неправильно! Это не дождь был – это, наверное, сам Северный океан набросился на жреческий отряд. Таких дождей не бывает. Сами подумайте – виданое ли дело, чтобы в дождь посреди дороги тонули солдаты? А они тонули. Отряд недосчитался одного бойца. Видимо, лошадь взбрыкнула от близкого удара молнии, сбросив седока. Тот, оглушенный, захлебнулся в шаге от товарищей – те не сразу заметили неладное. А потом уже поздно было…
Вымокли, потеряли часть лошадей, промерзли до мозга костей. Та еще ночка выдалась. Но, несмотря на все приключения, выполнили поставленную задачу – достигли поворота проклятой Тропы, устроив лагерь и организовав
Утро было почти прекрасным. Дождь прекратился, в просвете рваных туч иногда даже солнце проглядывало. Глядишь, и наладится погода – эта постоянная сырость давно уже всех допекла.
В жреческих отрядах свои порядки – седовласые светлые знахари не особо лезут в дела солдат и не докучают дисциплинарными требованиями. Да и солдаты здесь необычные – почти все потенциальные жрецы или как минимум послушники. Или дети жрецов. Каждая сотня будто большая семья – домашние порядки и атмосфера, далекая от обычного солдафонства. Жрецы командуют лишь номинально, а воины относятся к ним как няньки к своим детям – заботятся и оберегают.
Вот и утром безо всяких приказов занялись обустройством лагеря. Хоть и устали все, но никто не отлынивал – дело ведь нужное. Армейские жрецы ничем не лучше штатских – любят комфорт и безопасность. Не стоит заставлять их жить в сыром и опасном лесу – настроение испортится. А жрецу плохое настроение ни к чему – мешает службу нести. Им ведь настрой нужен особый: с улыбкой должны работать, а не с мрачной рожей. Так что надо дружно постараться – пусть старшие улыбаются, а не ворчат.
Только валилось все у солдат из рук, и на душе паршиво было. Заготавливали тонкомер на бревна, уронили дерево на брата – плечо раздробило бедолаге. Четверка старших дружно похлопотала над пострадавшим, но все равно в строй встанет не скоро – травма серьезная. Разведчики, высланные во все стороны, вернулись усталые, мокрые, перепачканные паутиной с ног до головы и с мрачными новостями. Не нашли они ни следов человеческих, ни звериных – будто вымерло здесь все. Зато попалось несколько скелетов людей и животных – по некоторым было понятно, что умерли они не своей смертью.
Может, конечно, у темнобожников так принято – трупами свои поганые Тропы заваливать, но все равно неприятное соседство.
Засеку по периметру лагеря делали с помощью танкетки и стального троса. И опять неприятность – под гусеницами разверзлась земля, и огнеметная машина завязла в провале. Пришлось бросать все и заниматься ее освобождением. Лопат на всех не хватало – работали кто чем мог. Завершить дело не дали: прилетел огромный самолет, покружился над лагерем, сбросил записку с приказом. Пришлось отрядить почти половину солдат на восток – там хватало больших полян и лугов вдоль ленивой речушки: надо подготовить место для посадки летающего исполина.
Оставшиеся продолжили раскопки, но чем больше они выгребали грунта, тем глубже оседала танкетка. Попытки подкладывать бревна ни к чему не приводили – они проваливались вместе с машиной.
Проклятая земля потребовала небывалого – механической жертвы!
А один из молодых, болтливый не по годам, вспомнил страшилки про те пещеры, что на Тропах встречаются нередко. Людям в них делать нечего – живым оттуда не выберешься. Даже темные жрецы под землю не суются, а свои туннели оберегают тайными заклятиями – иначе во мраке тоже может нехорошее завестись. С этим провалом точно что-то нечисто – танкетку будто затягивает вглубь. Как бы и до людей дело не дошло…
Раррик, солдат из посторонних, навязанный отряду советником Грацием, затянул ту же песню, рассказывая о перерезанных глотках, упырях, ходячих мертвецах и громадных скорпионах с женскими лицами. По его словам выходило, что много чего нехорошего здесь скрывается в пещерах. Рассказывал, надо признать, со знанием дела – особенно об упырях и глотках перерезанных: мороз по коже шел.
Раррик, если откровенно, даже сказку про желтого цыпленка мог рассказать так, что дети заиками останутся. Мерзковатый человечишка – врун, подлец и садист, похваляющийся своими жертвами. Его боялись и презирали – не уважали. Но здесь, посреди мрачного леса, с землей, проваливающейся под ногами…
Здесь солдаты слушали его затаив дыхание.
Десятник приструнил болтунов, но тревожный осадок остался. Да и танкетку до темноты вытащить так и не смогли. Провозились с ней долго – лагерь укрепить не успели. Шесть палаток, запас дров, изгородь жердевая по периметру и отхожее место под навесом – ни на что другое времени не хватило. Благо армейские жрецы не столь уж привередливы: не обиделись на низкий уровень удобств и проблемы с безопасностью. Семья ведь – лишнего не потребуют. Сами прекрасно видели, как бойцы пахали, будто волы, целый день, сражаясь с подлыми сюрпризами проклятой Тропы.
Отряд, высланный на обустройство места посадки, к ночи не вернулся. Но тревогу поднимать не стали – ведь ни одного выстрела с востока за целый день не услышали. А жреческие солдаты не из тех, кто без сопротивления даст себя прикончить, – тихо таких не вырезать. Значит, что-то их задержало – волноваться не стоит.
Но люди волновались: кто знает, какую очередную пакость мог устроить этот проклятый край.
Из-за всех этих неприятностей страдало дело. Солдаты вымотались, жрецы тоже, народу не хватало на серьезное оцепление даже днем, а ночью никто и не подумал перекрывать Тропу. Если те, кого они дожидаются, пройдут в темноте, то задание будет провалено: им никто не помешает.
Но о задании часовой сейчас думал меньше всего – пусть об этом старшие братья голову ломают.
В ночи опять прокричала птица – часовой в очередной раз поежился. Не от холода поежился: у него на родине кладбищенские филины в ночь на праздник Сожжения Демонов орут менее зловеще.
Проклятая птица не унималась – привела стаю подруг, и теперь они взялись за дело уже хором. Настроение от этого еще более ухудшилось, но тут светлые боги решили пожалеть уши молодого послушника – вопли внезапно затихли. Усталый солдат, обходя лагерь по периметру, начал подремывать: больше суток уже без сна, а пахать пришлось за троих. Сознание меркло, ноги понесли прямо. Наткнувшись на изгородь, резко встрепенулся, при этом пяткой приклада стукнул о жердь. От леса в тот же миг вернулось эхо – ничего странного для такой тишины. Только эхо какое-то необычное – металлическое. А затем еще и еще – лязг и потрескивание. Такое бывает, когда ветки ломаются под ногами.
К лагерю кто-то приближался.
Сонный часовой не стал поднимать тревоги сразу. Не стоит будить уставших братьев, пока нет уверенности в источнике подозрительного шума. Один раз, на заре службы, он уже ошибся – пару ежей принял за вражеских лазутчиков. Проклятые иглокожие твари шумели в кустах, будто резвящиеся кони. Долго потом над ним насмехались – повторять такой позор неохота.
Подозрительные звуки между тем умножались и усиливались. Теперь казалось, что они наползают со всех сторон. Обернувшись к костру, с надеждой уставился на парочку дозорных. Те, подремывая, ни проявляли признаков тревоги. Видимо, не считали звуки опасными. Хотя… Проклятье! Да за шумом костра могут просто не слышать: отсыревшие дрова – штука далеко не тихая.