Сага о Форсайтах
Шрифт:
– Как вам понравился Лондон, Аннет?
Сомс с некоторой тревогой ждал, что она ответит. Разумно, сдержанно она сказала:
– О! Я знаю Лондон. Я бывала здесь раньше.
Он до сих пор не решился поговорить с ней насчет ресторана, У французов несколько другое представление о хорошем тоне, и, может быть, ей покажется странным, что можно стесняться таких вещей; он хотел поговорить с ней об этом после того, как они поженятся, и теперь жалел, что забыл это сделать.
– А какую часть Лондона вы лучше всего знаете?
– спросила тетя Джули.
– Сохо, - просто сказала Аннет.
Сомс стиснул зубы.
– Сохо?
– повторила тетя Джули.
– Сохо?
"Теперь это обойдет всех", - подумал Сомс.
– Это действительно квартал во французском духе и очень любопытный, сказал он.
– Да, - протянула тетя Джули.
– У твоего дяди Роджера когда-то были там дома, я помню, ему всегда приходилось выселять оттуда жильцов.
Сомс перевел разговор на Мейплдерхем.
– Ну конечно, - сказала тетя Джули.
– Вы теперь, наверно, отправитесь туда и будете там жить. Мы все ждем не дождемся, когда у Аннет будет милый маленький...
– Джули!
– вскричала тетя Эстер с отчаянием в голосе.
– Позвони, чтобы дали чаю.
Сомс не решился ждать чаю и увез Аннет.
– Я бы на вашем месте не стал упоминать о Сохо, - сказал он, когда они сели в кэб.
– Этот квартал пользуется довольно сомнительной репутацией; а вы теперь выше того круга, в котором вы вращались, будучи в этом ресторане. Понимаете, - прибавил он, - я хочу ввести вас в хорошее общество, а англичане ужасные снобы.
Ясные глаза Аннет широко раскрылись; на губах мелькнула улыбка.
– Да?
– сказала она.
"Гм!
– подумал Сомс.
– Это на мой счет", - и он строго посмотрел на нее. "У нее очень трезвый взгляд на вещи, - подумал он.
– Я должен раз навсегда заставить ее понять".
– Послушайте, Аннет, это очень просто, нужно только вникнуть. У нас люди, занимающиеся свободной профессией, и богатые люди, живущие на свой капитал, считают себя выше людей, занимающихся какой-нибудь коммерческой, деятельностью; исключение, конечно, для очень богатых. Может быть, это и глупо, но это так. В Англии не рекомендуется сообщать людям, что вы держали ресторан или лавку или вообще занимались какой-нибудь торговлей. Может быть, это и очень достойное занятие, но это кладет известное клеймо; вы уже не сможете бывать в таком хорошем обществе и вести такую светскую жизнь - вот и все.
– Я понимаю, - сказала Аннет, - это так же, как и во Франции.
– О да!
– пробормотал Сомс, несколько озадаченный, но в то же время с облегчением.
– Разумеется, класс - это все.
– Да, - сказала Аннет.
– Comme vous etes sage! [38]
"Все это так, - подумал Сомс, глядя на ее губы, - только она все-таки очень цинична". Его знание языка было не настолько велико, чтобы он мог огорчиться тем, что она и по-французски не сказала ему "tu". Он обнял ее и, старательно выговаривая слова, прошептал:
– Et vous etes ma belle femme [39]
Аннет расхохоталась.
– Oh, non!
– сказала она.
– Oh, non! не parlez pas francais [40], Сомс. А чего это ждет не дождется эта старая дама, ваша тетя?
Сомс закусил губу.
– Бог ее знает, - сказал он, - она вечно что-нибудь скажет.
Но он знал лучше бога.
XI
ЗАТИШЬЕ
Война затягивалась. Рассказывали, будто Николае утверждал, что она обойдется по крайней мере в триста миллионов, пока ее доведут до конца! Подоходный налог грозил чрезвычайно повыситься. Зато теперь они получат за свои денежки Южную Африку, раз и навсегда. И хотя собственнический инстинкт в три часа утра подвергался тяжелой встряске, он приободрялся за завтраком, утешаясь тем, что в этой жизни ничего не дается даром. Так что в общем, люди занимались своими делами, как будто не было ни войны, ни концентрационных лагерей, ни несговорчивого де Вета [41], ни недовольства на континенте, ничего неприятного. В сущности, настроение Англии можно было уподобить карте Тимоти, на которой теперь наступило затишье, потому что Тимоти больше не переставлял флажков, а сами они не могли двигаться ни взад, ни вперед, как бы им подобало.
Затишье чувствовалось не только здесь; оно захватило Биржу Форсайтов и вызывало чувство всеобщей неуверенности относительно того, что же будет дальше. Объявление в столбце браков в "Таймсе": "Джолион Форсайт с Ирэн, единственной дочерью покойного профессора Эрона" - вызвало сомнение, правильно ли была названа в газете Ирэн. Но в общем все почувствовали облегчение, что не было напечатано: "Ирэн, бывшая жена", - или: "Разведенная жена Сомса Форсайта". Можно даже сказать, что отношение семьи к этой "истории" с самого начала носило возвышенный характер. Как говорил Джемс, "дело сделано". И нечего волноваться. Что проку признавать, что это была, как теперь принято выражаться, "прескверная история".
Но что будет теперь, когда Сомс и Джолион оба снова женились? Это вот очень интересно. Говорили, что Джордж держал с Юстасом пари, что маленький Джолион появится раньше маленького Сомса. Джордж такой комик! Рассказывали еще, что у него было пари с Дарти, доживет ли Джемс до девяноста лет, хотя кто из них держал за Джемса, неизвестно.
Как-то в начале мая заехала Уинифрид и рассказала, что Вэл ранен в ногу пулей на излете и теперь выбыл из строя. За ним ухаживает его жена. Он будет чуть-чуть прихрамывать; но это даже не будет заметно. Он просит дедушку купить ему там участок земли и ферму, он хочет разводить лошадей. Отец Холли дает ей восемьсот фунтов в год, они будут жить вполне обеспеченно, потому что Вэлу дедушка обещал давать пятьсот; что же касается фермы, он заявил, что не знает, ничего не может сказать; он не хочет, чтобы Вэл бросал деньги на ветер.
– Ну, вы посудите сами, - сказала Уинифрид, - должен же он что-нибудь делать.
Тетя Эстер высказала мнение, что дедушка рассуждает правильно, потому что, если он ему не купит фермы, то, во всяком случае, это ничем дурным не кончится.
– Но Вэл любит лошадей, - сказала Уинифрид, - это было бы для него таким подходящим занятием.
Тетя Джули заметила, что лошади очень ненадежные разве этого не испытал Монтегью?
– Вэл совсем другой, - возразила Уинифрид, - он весь в меня.
Тетя Джули высказала уверенность, что голубчик Вал очень умный.
– Я всегда вспоминаю, - прибавила она, - как он однажды подал нищему фальшивую монетку. Дедушке это очень понравилось. Он сказал, что это доказывает большую находчивость. Я помню, он тогда говорил, что Вэла нужно отдать во флот.
Тетя Эстер поддержала ее: разве Уинифрид не согласна, что молодым людям лучше жить на верный доход и не пускаться ни в какие рискованные предприятия в таком возрасте?
– Все это так, - сказала Уинифрид, - может быть, это действительно верно, если бы они жили в Лондоне: в Лондоне приятно ничего не делать. Но там, конечно, это ему надоест до смерти.