Сага о халруджи. Последний исход. Книга четвертая

Петрук Вера

Когда они вышли в высокий колодец, сужающийся кверху, воздух стал суше, а температура выше. И хотя внутри башня, как и подземный зал, освещалась факелами и чадящими лампами, тепло, поднимающееся стен, подсказывало о раскаленном светиле, нагревающем Пустошь снаружи. Запахи тоже стали другими. Исчезли следы плесени и грибка, зато вернулись ароматы обожженной солнцем глины и жилых помещений. Если подземелье напоминало ритуальное место, то в башне, несомненно, обитали люди. Регарди уловил запахи жареного мяса и вареной каши, мокрого белья и мыльного порошка. Дом серкетов пах как жилище обычных людей. И хотя было понятно, что где-то они должны были готовить себе пищу и стирать одежду,

но отчего-то запахи жизни тревожили сильнее запахов смерти, которые давно стали привычными и почти родными.

Бертран встретил его на верхней площадке лестницы, которая вела в небольшие, но хорошо освещенные солнцем покои. «Осторожнее», – велел себе Арлинг, переступая порог и чувствуя, что главный Скользящий не сводит с него глаз. «Он знает, что ты слеп, и ждет, когда ты ошибешься», – противно шептал внутренний голос.

Притворившись растерянным, Регарди замер, стараясь собрать как можно больше информации о новом месте, пока настоятель не предложил ему пройти дальше. Богатые запахи дерева – полированного и покрытого лаком – подсказали, что комната обильно обставлена мебелью. Многочисленные этажерки, стулья, стульчики, кушетки и столики превращали покои Бертрана в ловушку для слепого, бросая вызов способностям халруджи. Тяжелый гобелен на стене справа пах пылью, а с бронзовых подсвечников на стене у окна давно не счищали восковой нагар. Где-то чирикала птица. Ее голос доносился приглушенно, и Арлинг догадался, что комната, где он стоял, соединялась с другой – очевидно, спальной. Вместе с голосом птицы, оттуда раздавалось странное щелканье, понять причину которого не удалось. Борясь с желанием спросить о его источнике у Бертрана, Регарди медленно прошел к низкому столику, накрытому у окна. Узорчатые створки преломляли лучи солнца, задерживая жар, но наполняя комнату причудливыми тенями. Они больше подошли бы для дворца в богатом кучеярском городе, чем для суровой обители последних слуг Нехебкая.

– Что это щелкает? – спросил Арлинг, закончив официальные приветствия и сопротивляясь желанию отодвинуться дальше. Столик был мал, и лицо настоятеля находилось слишком близко. Регарди чувствовал не только его дыхание, в котором так четко выделялись ноты мяты и фенхеля, словно Бертран недавно сжевал целый пучок пряностей, но и движение его глаз, которые неотрывно следили за ним, будто поджидая, когда слепой ошибется. Наконец, халруджи нашел удобный вариант и прикрыл веки, притворившись, что смотрит в пол. Пусть Бертран думает, что он смущен до ужаса.

– Часы, – гордо пояснил настоятель, наливая чай в тонкую фарфоровую чашку. Регарди уловил в напитке запах ягод сайи и задумался. К ядовитым они не относились, но обладали сильным успокаивающим действием. Возможно, настоятель хотел расположить собеседника к беседе в незнакомой обстановке, а может, что-то задумал. Подождав, когда Бертран сделает глоток первым, Арлинг пригубил напиток, решив, что ягоды сайи ему не повредят. Напряжение давно мешало сосредоточиться.

– Подарок моего друга Азатхана, – тем временем, продолжил настоятель. – Их изготовили из цельного куска самшитового дерева в Иштувэга. Правда, мастера уже нет в живых. Бедняга не пережил эпидемию, а жаль. Я хотел заказать у него еще пару таких штуковин для моих друзей.

Упоминание Азатхана, серкета, который сыграл неоднозначную роль в жизни халруджи, заставило Арлинга опустить чашку на стол, чтобы случайное дрожание руки не выдало его. Впрочем, движение не осталось незамеченным.

– Вы с ним знакомы? – пытливо спросил Бертран, и Регарди понял, что может проиграть, даже не начав сражаться. Ягоды сайи оказались весьма кстати.

– Вряд ли нас можно назвать знакомыми, но мы встречались, –

уклончиво ответил он. Настоятель, как и многие другие серкеты пустоши, не был похож на того Скользящего, о котором писал Махди, но он носил одежды воина Нехебкая, а его взгляд оставлял на коже кровоточащие царапины. Лгать такому человеку было опасно, а говорить правду – смертельно опасно.

Азатхан был не случайным человеком в жизни Арлинга. Если бы серкет не появился накануне последних Боев Салаграна, сейчас все было бы по-другому.

– Он приезжает в Пустошь завтра, – произнес Бертран. – Азатхан удивительный человек. Я уверен, вы можете узнать у него ответы на многие вопросы.

Худшей новости настоятель сообщить не мог. Несмотря на то что с их последней встречи минул не один год, Азатхан наверняка узнает его. К тому же Регарди догадывался о цели приезда главного предателя. Вероятно, не дождавшись, когда серкеты отправят имана за Гургаран, он решил лично проследить, чтобы указание Подобного было выполнено. А это означало, что у Арлинга, Сейфуллаха и учителя осталось два дня, чтобы покинуть Пустошь.

– Буду с нетерпением ждать этого момента, – поспешно пробормотал он, поняв, что задержался с ответом. – Здесь, в Пустоши, я каждый день открываю для себя столько нового. Уже предвкушаю наши беседы с уважаемым Азатханом.

Прозвучало фальшиво, но через секунду Арлинг допустил куда более серьезную ошибку. Настоятель протянул руку к вазе с фруктами, задев рукавом изящную сахарницу на тонкой стеклянной ножке. Халруджи, не задумываясь, подхватил падающую вещицу и только потом сообразил, что Бертран сделал это нарочно.

– Отличная реакция, – похвалил его настоятель. – Расскажите, как вы попали в Школу Дальнего Берега? Джемагул никогда не говорил, что у него служат драганы.

Никакой лжи, только правда, приправленная временем.

– Я сбежал из отцовского дома, когда мне было семнадцать, – сказал Арлинг, чувствуя себя на исповеди у жрецов Амирона. – Отец хотел, чтобы я стал чиновником, но… нам было не по пути. Оказавшись в Сикелии, я встретил женщину, которая помогла мне устроиться в новом мире. Она обучила меня кучеярским танцам, со временем они стали моим хлебом. С Джемагулом я познакомился в Иштувэга. Так случилось, что на тот момент в школе не было учителя танцев – последний умер от спирохеты. Джемагул спешил быстрее уехать из города и пригласил меня отправиться с ним. С тех пор я обучаю его учеников, и счастлив, что мне выпала честь провожать будущих серкетов в знаменитую Пустошь Кербала.

– А что стало с той женщиной? – с любопытством спросил Бертран.

– Умерла, – не задумываясь, ответил Арлинг. – Совершила ритуальное самоубийство во имя бога. Я прошу извинить меня, что не могу рассказать больше. Она много значила для меня, и я храню ее образ, спрятанным глубоко в сердце.

– Понимаю, – кивнул Бертран. – Любовь всегда приходит внезапно и уходит также.

«Ничего ты не понимаешь, проклятый жрец, – подумал Арлинг, с тоской вспоминая сестру имана. – Прости, что я прикрылся твоим чистым именем, Атрея, не здесь тебя нужно было вспомнить».

– Почему серкеты назвали эту крепость Пустошью? – спросил он, чтобы сменить тему. Разговоры о его прошлом не могли помочь отыскать учителя.

– Только там, где ничего нет, может возникнуть то, чего не было раньше, – с улыбкой ответил Бертран. – Мы построили дом, где могли бы изучать Нехебкая, а он – нас. Сознание бога подобно зеркальной глади такыра и холодному свету луны. Но стоит подуть ветру, и картина исчезнет. Достаточно маленькой тучки, чтобы закрыть от лунного света большой участок земли. В такыре всегда сухо и ясно, а луна такая огромная, что может поглотить мир.