Сага о пурпурном зелье
Шрифт:
— Вы выгоняете меня? — девушка посмотрела еще раз за окно и вскочила с полными слез глазами. — Преподобная мать, я не могу выйти замуж, я не могу принести в семью мужа свой позор!
Преподобная Мать удовлетворенно кивнула:
— Ты не можешь стать сестрой Пресветлых. Ты не победила свои страсти. — Ее голос набатом отдавался от сводов башни. — Гордыня — последнее, от чего человек должен отказаться, вступая в Орден, и от чего ты отказаться не в состоянии.
— Гордыня?
— Именно. Отчего же ты так возгордилась, что присвоила себе право решать за господина
— Но… все знают, что девушка не должна навлекать позор…
— Ложь! Пресветлые говорят о похоти и обмане. Только о них! Кто отрекается от жертв мерзости людской, не по своей воле в грязь окунувшихся, тот нарушает законы Пресветлых! Стены Обители защищают от подлости и злости, но не должны лишать шанса на жизнь. У тебя есть этот шанс. Что скажешь, Марсела?
Марсела, глядя в пол, покачала голосой. Преподобная Мать вздохнула:
— Ты настаиваешь, что лучше господина Меркура знаешь, что ему надобно? Это гордыня, моя дорогая. Тебе не место в Обители. Ты можешь дожить как послушница положенный срок, но после я вручу тебе твои сто золотых, и устраивай жизнь со своей гордыней как знаешь.
— Вы выставите меня?
— Дам рекомендацию в пансион госпожи Лидии, она поможет устроиться швеей, гувернанткой или помощницей лекаря. Но сестрой Пресветлых тебе не быть. Решай.
Марсела смотрела в окно. Господину Меркуру надоело сидеть без дела, и он принялся упражняться с мечом. Сняв камзол, молодой человек делал выпады, отбивал воображаемые атаки и принимал оборонительные стойки.
— Мальчик забыл, где находится, — пробормотала Преподобная Мать. — Впрочем, — она скосила глаза на замершую у окна Марселу, — небось сами Пресветлые его надоумили. Пусть покрасуется.
Какое-то время она наблюдала за Марселой у окна. На лице девушки чувства сменяли друг друга.
— Ну что? — Преподобная Мать решила, что пора подтолкнуть нерешительную юность. — Мне наказать ему, чтоб забыл дорожку в нашу Обитель?
— Нет! Ой, — девушка поняла, что выдала себя с головой. Преподобная Мать улыбалась. — Я… согласна. Я согласна стать его женой.
— Жду вас через четверть часа в храме. Я сама проведу обряд.
Когда за девушкой закрылась дверь, Преподобная Мать откинулась в кресле и прикрыла глаза. Ох и тяжко с этими юными да надломленными. Никакого резерва душелечительной магии не хватит. Посидев немного, Преподобная Мать вытащила из ящика стола небольшую рюмочку и бутыль темного стекла.
— И не смотрите на меня так, — бросила она в сторону фресок Пресветлых. — Я сегодня заслужила.
***
— Чтой-то долгонько стоит, а господина Меркура все нет, как бы затемно добираться не пришлось, — возница ворчал, развалившись на пожухлой траве.
— Не твоего ума дело. Стоим — значит, надоть, — старший призвал его к порядку, но сам тоже беспокоился.
— Едет! Хтой-то в седле у него? девка, никак? Сестру умыкнул? Во дает хозяин!
— Поговори тут. Сейчас все разузнаем.
Доскакав до обоза, господин Меркур ссадил с седла зардевшуюся девушку в сером платье послушницы, но без покрывала на волосах.
— Прошу любить и жаловать, моя жена госпожа Марсела, — лицо Меркура светилось, что солнце в ясный день. Старший одобрительно крякнул:
— Поздравляем, значицца. В добрый путь.
Глава 16. Осень на побережье
Деревья уже вовсю сыпали листвой, когда Бертран сидел в придорожной таверне и в который раз рассматривал измятый листок с рисунком. Где же ты, подлюга, где? Краем глаза он заметил подсевшего к нему человека, но двигаться не спешил. Тот, наконец, решил обратить на себя внимание кашлем.
— Кхм-кхм.
— Слушаю вас, любезный, — Берт осмотрел парня: молод, хоть и не юн, селянин, но не из бедных. Во всем, что было на нем надето, чувствовалась добротность.
— Бумажка у вас интересная.
— И чем же она интересна вам?
— Должен он мне.
— Много? — Берт приподнял бровь. Селянин невесело ухмыльнулся:
— Я не жадный, чуток кишок выпущу, и хватит. А вы, господин, зачем бумажку рассматриваете?
— Мне тоже должен.
— Сколько?
— Немного. Всего-лишь жизнь. Зови девушку, — Берт сразу заметил, что за ними наблюдает молодая женщина в сельской одежде.
— Жена моя. Йола, поди сюда. Господин с нами будет.
Берт внимательно посмотрел на Йолу:
— Вы его видели? Я Хорькуса знаю только по рисунку.
Йола кивнула и прикусила губу, будто хотела что-то еще сказать, но не решалась.
— Не надо, я понял. Та еще тварь, — Берт решил не мучить женщину расспросами. — Он посмотрел на пару, — что вы о нем знаете?
Мужчина выложил перед ним небольшой сверток:
— Что мы знаем, думаю, господин, и ты знаешь. Но здесь его кровь. Йола его по носу приложила, и ей на рубаху брызнуло. Мы сегодня хотели с магом столковаться, но у нас столько нету. Жена мага уболтала скинуть чуток, но травки и камешки для этого зелья все одно дорогие, — селянин вздохнул.
Берт допил эль.
— Деньги есть. Где живет маг?
Селяне провели его в соседний квартал и постучали в окованную дверь. Им открыла молодая женщина с округлившимся животом. Над входом мелодично звякнул колокольчик.
— Астия, — донеслось из глубины дома, — я же просил, сама не открывай. Мало ли что.
— Это Йола с мужем, они были сегодня.
— Неужто деньги нашли? Коли так, заходите…
Маг забрал кусок ткани со следами крови и велел прийти через неделю, а лучше две — вернее будет.
Спустя полмесяца маг выдал троице небольшую склянку:
— Зажечь свечу, где ветра нет, капнуть в огонь, и куда пламя повернет, там и ваш субъект. Чем длиннее пламя, тем он ближе. Здесь на три капли хватит. Крови мало, больше сделать я не могу.
***
Графиня Элиана Айлендер готовилась к ужину. Последние дни что-то ее тревожило, заноза в сердце не давала насладиться долгожданным покоем. Казалось, нахлынувший весной ужас и летние злоключения закончились, но напряжение не отпускало. Хорькус… Он где-то прячется, он где-то помнит о ней, он… существует.