Сага о сотнике. Перстни легатов.
Шрифт:
Тут его на смех и пробило. Сначала сидя хохотал, потом на спину лег, заливается.
– Сынок! Двадцать бойцов! И батальон американцев на вертолетах! Ой! Ай!
Глядя на безудержное веселье, и я не удержался. Улыбаюсь, расцвел, как роза. Несмотря на настрой благодушный, на Баклана с его прихвостнями, из простых «отмычек» выслужившихся, смотрю внимательно. В кругу друзей ртом не щелкай.
Кто забыл, у нас о нем разговор с Информатором был. Я присутствую при зарождении новой команды. Вот только военный мне не понятен. Звание – от капитана до подполковника. Деньги
Я дощечек в огонь подложил. Гори-гори ясно, чтобы не погасло.
– Ну, такие сынки меня с генералитетом примиряют, - военный отсмеялся. – Ты когда последний раз живого генерала видел?
– Днем, - говорю, - наорал на него и с дороги прогнал.
– Бить не стал? – спрашивает.
– Да нет, - говорю, - не за что, да и генерал не паркетный, боевой. Воронин, лидер «Долга».
– Я уже понял, что у тебя, весельчака, язык без костей, и баек целый мешок, - посуровел он лицом.
– В Зоне давно? Докуда доходил? – перешел он к конкретике.
Прямые вопросы требуют прямых ответов.
– В Зоне с начала лета. Доходил далеко, но сейчас от этого толка нет. «Монолит» на Радаре установку залпового огня установил и всю дорогу у поворота минами засыпал. Закрыли они Мертвый город. Там парни сейчас автономно воюют.
– Состав группы?
А мне не жалко. Его вся Зона знает. Только мы с Умником в курсе, что это отряд «мертвых, но незабвенных», зачисленных нами навсегда в списки Зоны.
– Белый Пес, одиночка, - говорю.- Ковбой, одиночка. – Уильям Доннован, сержант военной полиции, кавалер всего, Нож Данцигер, клан «Сталь», чернобыльский пес, одиночка. Смерть «Монолиту» и свет Темной Звезды для всех.
Пусть Зона будет милостива к вам, парни.
– В странной компании оказался мой старый товарищ, - сказал военный.
– Савада Бамбук! – осенило меня.
– Удивлен, - покосился он на меня.
– Слушай, мне помощь нужна, - говорю. – У всякой дряни бойцу клана «Сталь» одалживаться не пристало, а ты практически наш, помоги.
– Говори, что надо, - отвечает.
– В восемь вертолет придет, надо двух «трехсотых» эвакуировать в госпиталь на базу, давай с нами. Охрана, погрузка, здесь стрельба может в любой момент возникнуть. Завхоз, ты с нами или почему? За друга своего не переживай. Он с Порохом сегодня в «Долг» вступил.
То, что он рядом, через Долину наискосок, я говорить не стал. Позже встретятся.
Баклан напрягся. Только что он был король на горе, шеф команды из пяти стволов, и вдруг превратился в чмо рядовое с двумя «шестерками».
– И откуда ты взялся, такой шустрый? – прохрипел он.
Секунду тишина простояла.
– Увянь! – сказал я. И Бамбук. И Завхоз. Хором.
Кажется, сработаемся. Захохотали дружно. Обиженный Баклан с товарищами спать отправились. А мы у костра остались. Рассказал я в лицах, как Скрип переговоры с Данцигером проводил. Бамбук парочку проверочных вопросов задал, я на них легко ответил. Правду говорить приятно, жаль, что чаще приходится врать.
–
Часов до семи продежурил, потом бойцов поднял.
– Занимайте круговую оборону, зачищайте местность, я вернусь на машине, ждите.
И бегом к роднику. Один раз чуть «электру» краем не зацепил, вовремя отпрыгнул. В салоне полное взаимопонимание царило. Спали раненые в обнимку, пес голову на плечо Филина пристроил. Набрал я все канистры свежей водой из родника, флягу, две пустых бутылки, псу лошадиную дозу снотворного вкатил, и лапы ремнем автоматным стянул. Хватит, навоевались. Приезжаю на ферму, бойцы чай пьют.
– А эти где, Баклан с дружками? – спрашиваю.
– Ты же сам сказал местность зачистить, - Бамбук отвечает. – Мне они еще вчера не понравились. В соседнем корпусе лежат, остывают.
Оба-на! Тут за речью серьезно следить надо. В это время вертолет стал слышен.
– Работаем, - командую. – Вы оба в кабину и принимаете груз и раненых.
– Что в канистрах? – интересуется.
– Вода, проба на радиоактивность для ученых, стандартная процедура контроля. Через две тысячи лет здесь все в норму придет, если еще раз не рванет. Вот, ждут.
Приземлилась машина, два боевых «Апача» в воздухе круги нарезают. Пса с места дернули, из него четыре пули на землю вывалились. Бамбук тихо выматерился от удивления.
– Да, - соглашаюсь, - живучий экземпляр, мама его собака и папа кобель.
Затащили лебедкой по пандусу выдвижному обоих эвакуируемых. Мы их еще пристегнуть к лежакам на полу не успели, как вертолет в небо поднялся. Через десять минут мы речку перелетели и курс на базу взяли.
– С таким трудом переходил полосу заграждений, - вздохнул Савада, - и все псу под хвост. Придется все по новой начинать.
– Нет. Выпишем тебе пропуск, и пойдешь через заставу, когда захочешь, - отвечаю.
– Моя фамилия слишком известна, чтобы ее в документы вносить, - и оскалился по-волчьи.
– Решим вопрос. Выберешь другую фамилию, или затребуем себе все твои дела и закроем за недоказанностью. Или оформим тебе иммунитет как бывшему президенту РФ.
Глянул он скептически, а я не стал на груди тельняшку рвать, правоту доказывать. Оно мне надо? Завхоз с любопытством детским в иллюминатор глядел, а мы, по старой солдатской поговорке глазки смежили и вздремнули. Боец спит – служба идет.
Прилетели – сели. У Савады руки сами к автомату тянутся, привычка.
– Расслабься, - говорю. – Мое слово тут не последнее, а если что, поговорю лично с Гетманом, решим вопрос с батей.
На площадке вертолетной комиссия по встрече. Леха в парадной генеральской форме всех орденами и золотым шитьем слепит, Овсов рядом, такой же нарядный, три машины сбоку, лишь бы не конвой, медики с носилками для Филина, тележка транспортная для пса и звероватого вида три пана с сетью нейлоновой, на тот случай, если песик очнется. И девушки. Правда, без платочков и почти что без одежды, сказывается принятая на базе простота нравов, сам недавно через летное поле в одном халате шел.