Сага о таксисте
Шрифт:
– Что за произвол? Буду жаловаться!
А ему командуют: лежать и не дрыгаться.
Инфаркт в день юбилея жены набегал. Обширный. Прощай гулянка. И в больнице несколько раз доходил до выписки, и всякий раз, то один затык, то другой, то Коля-афганец придушил.
Жизнь штука такая: тут тебя инфаркт приголубил – пять минут до ящика с кружевами, а здесь комедия. Я лежал на койке, где до этого крутой мэн в себя приходил. Чуть больше тридцати, а садануло инфарктом. Чуток околемался, замаячивший было ящик с кружевной отделкой, исчез с горизонта. Сердце, хоть и прострелено инфарктом, да работает, пусть не до парной с прекрасным полом, но скучно таращиться без дела в больничные стены и потолок, затребовал у жены телевизор и DVD-плейер. Жена послушная спутница
Как-то еду поздно вечером на Московку. Диспетчер адрес назвала и говорит: «У клиента на сотовом батарейка садится, адрес успела на издыхании прокричать. Приедешь – по домофону предупреди её». Подъезжаю, набираю квартиру, из домофона вопрос женским голосом:
– Кто?
Решил приколоться, вспоминая фильм «Бриллиантовая рука»:
– Такси на Дубровку заказывали?
В ответ радостно:
– Илюша, это ты?
– А як же! – с энтузиазмом отвечаю.
Она отключилась. Откуда, думаю, меня знает? Может, диспетчер сказала? Стою, жду. Пять минут – нет, десять – нет, двадцать… Начинаю икру метать. Передумала что ли? Так всё хорошо начиналось. Наконец, выходит. Солидная дама, лет сорока пяти. В шляпе меховой. И серьёзная, не подступись. Ладно – детей с ней не крестить, не нянчить. Едем молча, потом говорит:
– Ваша шутка про Дубровку была крайне неуместной!
– Почему?
– Я думала: это хулиганы-наркоманы. Они шапки срывают.
– А откуда вы узнали, что я Илья?
– Извините, обозналась. Так друга моего зовут, но «як же» не из его лексикона, хохлов не любит.
При расчёте вгляделся, что-то знакомое. Вышла: ба, да это же наш врач из кардиологии. В белом халате сразу признал бы, а тут… Но догонять, обниматься не стал. Я бунт в палате устроил. Заявил ультиматум:
– Не буду на судно ходить. Хоть убейте.
Она принялась убеждать:
– Вы можете умереть! У вас серьёзнейший инфаркт!
Жена о том же, пыталась памперсы всучить. Я ни в какую. Лечащий врач устала биться, потребовала написать на имя главврача расписку, что я никого не виню в случае смерти на унитазе. Следом вся палата подхватила мой протест, сдала расписки… На каталке везут тебя до дверей туалета, дальше сам. Сейчас понимаю: риск был второй инфаркт схлопотать и бесславно скончаться (как великая императрица Екатерина II) на стульчаке, но не мог принародно в палате нужду справлять.
Не можешь пить – не мучай печень
Год после инфаркта миновал, не в инвалиды же записываться мужику в пятьдесят лет, чтобы на лавочке праздно семечки лузгать. Семейный бизнес у нас с супругой: на оптовой ярмарке три контейнера, продтоварами торгуем. Жена после моего инфаркта всё взяла на себя, я только под ногами мешаюсь, а без дела сидеть не в моей натуре. Встаёт вопрос: что я могу? Профессия инженера за пятнадцать лет, как уволился, престижнее по деньгам не стала. И мозги уже не той смазки. А что если попробовать таксистом? В конце концов, что такое жизнь? Познание себя, окружающего мира. Можно идти вглубь, сосредоточившись на одном, а можно вширь. Сегодня ты инженер, завтра дворник, потом управдом. При социализме и по молодости нас как учили: рост – это инженер, ведущий инженер, главный конструктор, академик. Но интересна жизнь и в ширину. Мысль эту заронил в послеинфарктной палате сосед. Жекой звали. Старше меня. После физкультурного института работал тренером по гимнастике в Москве. Денег не хватало, устроился сторожем.
– Как?» – спрашивает.
– Красивая, – говорю, – пара!
– Да не о том речь, ты на платье посмотри!
Оказывается, Жекой вязаное. Два года преподавал вязание. Потом серьёзно увлёкся фотографией. Да так быстро вошёл в профессию, работал фотокорреспондентом в городской газете, устраивал выставки. Но опять финт делает – начал осваивать шахматы. В газете был круг возрастных сотрудников, повёрнутых на шахматах. Гроссмейстером Жека не стал, но бросил газету, преподаёт в детской спортивной школе. Обо всём с азартом рассказывает. Везде ему интересно. Жека и подсказал: не обязательно расти от инженера к старшему инженеру и так далее. Можно – сегодня инженер, потом кочегар, пекарь. Это тоже интересно, тоже имеет место быть.
Вспомнил я Жеку, вспомнил Колю-афганца, вспомнил Кузьмича, его: «Сынок, глядишь, когда-нибудь ты меня на халяву на такси подвезёшь» – и устроился в таксофирму «Темп».
Кузьмича пока не встретил, но одного из той жизни подвозил. Тесен мир, как мешок с сахаром. Идёт вызов в Амурский посёлок. Садится средней степени выпивший мужик лет шестидесяти пяти:
– До вокзала.
И начал:
– Да я сам пятнадцать лет в такси отработал в Казани.
Я возьми и спроси:
– Таксопарк в Соцгороде?
– Откуда ты знаешь?
– Я, – говорю, – ходил к вам машины мыть.
В 1974 году, когда я ходил в их таксопарк, он работал там бригадиром. У меня как получилось. В институте женился, дочь родилась, закончилась вольница, когда сам себе барин: поел хорошо, нет денег – можно сесть на нищенский паёк до стипендии. Семья требует финансовой сосредоточенности. Пошёл ночным заправщиком в аэропорт. Работа не пыльная. На заправщике перемещаешься от одного воздушного судна к другому. Подъехали, бросаешь колодки под колёса машины, на крыло лезешь или снизу штуцер подсоединяешь, как пожарный шланг, и даёшь пол-оборота. Второй вариант, когда с земли шланг стыкуешь, требовал повышенного внимания: не докрутил – получи порцию керосина. А он ядовитый, не зря к вредникам относились, кто с ним профессионально работал. Нам, конечно, не доплачивали за это, вообще, скромные деньги там зарабатывал. Как-то под утро еду из аэропорта на такси, разговорился с водителем за жизнь, как раз в ту ночь керосином обдало, в глаз попало, таксист и посоветовал:
– Брось ты эту вонючую ерунду, иди к нам в парк машины мыть, никакого яда.
Почему не попробовать. Пошёл. В таксопарке имелись штатные мойщики. Те редко опускались до профессиональных функций. Западло тряпку в руки брать, когда можно с картишками ночь скоротать. Но доход шёл. В кирпичной стене бокса было выбито несколько кирпичей, в нишу ставились две-три бутылки водки, картонкой схрон закрывался. Прибегает страждущий выпить, местный таксопарковский или с улицы (ночью в семидесятые годы где было взять? Рестораны и те в двадцать три ноль-ноль закрывались) – даёт деньги. Ему укажут рукой:
– А возьми за картонкой.
Полная конспирация. Водку за двойную цену продавали. И не один ящик горячительного продукта за ночь уходил. Вот и навар. Зачем ему тряпкой елозить? А машины мыли пришлые. Такса была: пятьдесят копеек без мотора, рубль – с мотором. Если учесть, что стипендия у меня сорок пять рублей, не так плохо за ночь червонец-полтора заработать.
Прихожу первый раз в таксопарк, что в Соцгороде. Соцгород – авиационное сердце Казани: 22-й аваиазавод, 16-й авиамоторостроительный и 7-й вертолётный тоже рядом с Соцгородом. Это всё информационная лирика из моего авиационного прошлого, я ведь Казанский авиационный институт окончил. А в тот вечер был сосредоточен на земных проблемах. Шланг в одной руке, ведро в другой. Ночной бригадир увидел: