Сага о живых кораблях
Шрифт:
На исходе двадцать седьмого часа Онро, чьи силы были подорваны накопившейся усталостью, отчаянием и все растущей безнадежностью, забылся тяжелым сном, так что растолкать его больше не удалось. Теода, бледнея на глазах, продолжала сражаться в одиночку, повторяя каждое движение так же точно и старательно, как и в самом начале курса интенсивной терапии.
Хельва намеренно игнорировала собравшуюся внизу толпу, не обращая внимания на приглушенные требования, угрозы и уговоры.
— Теода, — тихо проговорила Хельва, когда к концу подходил тридцатый час, — ты заметила то,
— Да. А ведь этот ребенок был так плох, что ему пришлось делать трахеотомию. Видишь шрам? — Теода показала на тонкий шов. — И еще я вижу: когда мы начинаем сеанс, веки поднимаются чуть выше. Мальчик понимает, что мы хотим ему помочь. Смотри, глаза приоткрываются... чуть-чуть, но и этого достаточно. Я была права! Я знала, что не ошибаюсь!
— У тебя мало времени, — предупредила Хельва. — Здешние власти вызвали патрульное судно, через полчаса оно сядет рядом со мной. Мне придется открыть люк под угрозой повреждения корабля, так уж я запрограммирована.
Теода испуганно подняла глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Взгляни на экран. — Хельва настроила изображение так, чтобы Теода могла увидеть толпу людей и скопление машин у подножия корабля. — Они становятся чересчур настойчивы.
— Но я ничего не знала.
— Тебе был нужен покой. И я сумела его обеспечить, — ответила Хельва. — Но если взглянуть на все со стороны, можно предположить, что майор медицинской службы, его сын и приглашенный медицинский советник содержатся в заключении у меня на борту. К тому же они подозревают, что мои недавние... словом, что я собираюсь удариться в бега.
— Разве ты им не сказала, что мы проводим сеансы терапии?
— Конечно, нет.
— Но почему...
— Пора начинать очередной сеанс. Сейчас дорога каждая минута.
— Сначала нужно покормить малыша.
Теода осторожно ввела концентрированный раствор в тонюсенькую вену и стала массировать бугорок, оставшийся на месте инъекции.
— Какой сладкий мальчик, правда, Хельва? — сказала она. — Даже по лицу видно.
— Наверняка жуткий озорник — с такими-то веснушками, — фыркнула Хельва.
— В душе они как раз и есть сладкие, — твердо возразила Теода.
Хельва заметила, как ресницы мальчугана упали на щеку, потом снова приподнялись. И решила, что права она, а не Теода. Это надо же придумать: рыжий, весь в веснушках — и сладкий!
Снова началось терпеливое, монотонное восстановление нарушенных связей. Внезапно Теода вздрогнула, услышав громкий стук. Он разбудил и медика, который уснул прямо на полу. Хельва, скосив один глаз на экран, ожидала удара. Онро поднялся и заговорил, еще не соображая, где находится:
— Что происходит?
Ответом ему последовал второй глухой удар.
— Да что там, черт возьми, стряслось? Кто это колотится, как полоумный?
— Половина планеты, — едко ответила Хельва, включая внешние аудио- и видеокамеры. Ей сразу пришлось убавить звук — в кабину ворвался оглушительный гвалт.
— Ну ладно, угомонитесь, — сказала она толпе, без усилия заглушая ее недовольный ропот.
— Х-834, требую
Она покорно включила лифт и открыла люк. Онро протопал к отверстию и, нагнувшись над ним, заорал:
— Какого черта вы тут беснуетесь? Убирайтесь все немедленно! Вы что, совсем забыли о приличиях? Что за тарарам? Имеет человек право хоть немного отоспаться? Единственное тихое место на всей вашей паршивой планете!
В это время с ним поравнялась кабина лифта, обнаружив внутри пилота патрульного корабля и нудного чиновника, сопровождавшего Теоду во время посещения больницы.
— Майор Онро, мы беспокоились за вас, особенно после того, как ваш сын исчез из своей постели.
— Послушайте, инспектор Кариф, вы, никак, решили, что госпожа Теода похитила меня вместе с сыном и держит в качестве заложников на борту спятившего корабля? Экий вы, однако, фантазер! Эй, что это ты задумал... ты, ты, парень, — крикнул он, заметив, чт» пилот потянулся к панели центрального пилона, за которой находилась оболочка Хельвы.
— Я выполняю приказ Ценкома.
— Включи-ка лучше экстренную связь и скажи своему Цепкому, чтобы он не совал свой длинный нос в чужие дела. Если бы не Хельва, не тишина и покой, которые она для нас создала и поддерживала, не знаю, что бы с нами стало.
Он тихонько вошел в каюту, где, распростертый на полу, лежал его сын. Над ним сосредоточенно колдовала Теода, проводя очередной — который уже по счету! — сеанс терапии Домана-Де-лакато.
— Не знаю, сколько несчастных нам удастся спасти таким способом, только я вижу: он помогает. И ты, парень, скажешь своему Ценкому, — после того как передашь ему от меня пожелание катиться к чертовой бабушке, — чтобы они дали Теоде полномочия мобилизовать всех до последнего человека на этой планете... если возникнет такая необходимость... чтобы привлечь их к ее программе реабилитации.
Он опустился на колени рядом с сыном.
— Ползи, малыш, ползи.
— Но ребенок может простудиться на холодном полу, — взвизгнул чиновник.
Какая-то женщина упрашивала Хельву спустить лифт, но та не обращала внимания: она видела, как лицо ребенка покрылось капельками пота. Но никаких движений не последовало... ни малейшего содрогания.
— Ну постарайся, сынок, — молил Онро.
— Твой разум помнит, что твое тело умело делать раньше. Правую руку вперед, левое колено вверх, — произнесла Теода с таким самообладанием, что в ее спокойном, ласковом голосе не отразилось даже намека на то напряжение, которое она должна была испытать.
Хельва увидела, как мышцы на шее мальчика стали судорожно подергиваться, но она знала, что наблюдатели ожидают гораздо более убедительного результата.
— Иди скорей ко мне, золотое мамино солнышко, — протянула она нежно и призывно.
Не успели пораженные наблюдатели пронзить ее укоризненными взглядами, как локоть мальчика скользнул на дюйм вперед, а левое колено, которое Теода сжимала пальцами, дернулось назад; горло его напряглось, и с губ сорвался тоненький всхлип. Онро издал радостный вопль и рывком прижал сына к груди.