Сага о живых кораблях
Шрифт:
— Теперь вы видите? Теода была права!
— Я видел, что ребенок сделал произвольное движение, — неохотно согласился Кариф. — Но это единичный, отдельно взятый пример... — Он красноречиво развел руками, показывая, что остается при своем мнении.
— Достаточно и одного. На других у нас просто не было времени, — отрезал Онро. — Нужно рассказать людям, которые собирались внизу. Они станут нашими помощниками.
Он вынес сына в шлюз и стал громко кричать толпе о том, что произошло. В ответ зазвучали радостные возгласы и аплодисменты. Маленькая кучка людей, толпившаяся
— Я вас отсюда не слышу, — крикнул Онро: слишком много народа кричало, перебивая друг друга, и все они явно старались сообщить что-то одно, очень важное.
Хельва спустила лифт, и женщина вошла в кабину. Еще не поднявшись до половины, она стала радостно выкрикивать свою новость:
— Мы в детском отделении стали проводить терапию, которую показала нам Теода. Уже сейчас заметны признаки улучшения. Хотя и не очень явные. Мы хотели бы узнать, что мы делаем не так. Но четверо младенцев уже могут кричать! — выпалила она и, выйдя из кабины, бросилась к Теоде, которая стояла, устало прислонившись к дверному косяку. — Никогда не думала, что это такое счастье — слышать, как ребенок снова кричит. Одни кричат, другие кряхтят, а одна девчушка даже махнула ручкой, когда ее пеленали. Мы делали все, как вы нам сказали!
Теода с торжеством взглянула на Карифа, который пожал плечами и кивнул в знак того, что ему не остается ничего другого, как признать ее правоту.
— Послушайте, Кариф, — бросил Онро, войдя в лифт и все еще прижимая сына к груди, — вот что нам предстоит сделать, я имею в виду организацию. Мы не станем отрывать всех жителей вашей планеты от их чрезвычайно важных дел. Можно вызвать с Авалона Молодежный корпус. Это занятие как раз для них.
— Спасибо вам за то, что поверили мне, — сказала медсестре Теода.
— Один из малышей — мой племянник, — прошептала женщина, смахивая с глаз слезы. — Он единственный уцелевший из всего города.
Лифт вернулся, и в него вошли пилот с медсестрой. Теода принялась собирать свои вещи.
— Это было самое легкое. Теперь будет все труднее и труднее — ободрять, наставлять и ни на миг не терять терпения. Даже сынишке Онро предстоит пройти долгий курс лечения, прежде чем он снова станет таким, каким был до болезни.
— Но теперь есть надежда.
— Пока живешь, всегда надеешься.
— Это случилось с твоим сыном? — спросила Хельва.
— С сыном, с дочерью, с мужем — со всей семьей. Только меня болезнь не тронула. — Лицо Теоды сморщилось. — И я, несмотря на все мои познания, несмотря на годы практики, не сумела их спасти.
Теода закрыла глаза, словно перед ней снова встала пережитая трагедия. Хельва задохнулась, и свет перед ней померк: в словах Теоды эхом прозвучал тот же бессильный упрек, которым она постоянно терзала себя. В памяти снова всплыла обжигающая душу картина: взгляд Дженнана, обращенный к ней перед смертью.
— Не знаю, как человек способен все пережить, — устало проговорила Теода. — Наверное, это инстинкт самосохранения заставляет нас не сдаваться, помогает сохранить рассудок и не потерять себя, прибегая для этого к переоценке ценностей. Помню, мне тогда казалось: если я добьюсь такого профессионального совершенства, что мне больше никогда не придется беспомощно наблюдать, как из-за неумелости умирают любимые люди, то неведение, которое погубило мою семью, обретет прощение.
— Но разве ты могла остановить космическую эпидемию? — спросила Хельва.
— Знаю, что не могла, и все равно не могу себе простить.
Хельва мысленно перебирала слова Теоды, и смысл их, как обезболивающий бальзам, изливался ей в душу.
— Спасибо тебе, Теода, — помолчав, сказала она и снова взглянула на женщину. — О чем ты плачешь? — Она с удивлением увидела, что Теода сидит на краешке койки, и по лицу ее безудержно струятся слезы.
— О тебе. Ведь ты сама не можешь, правда? Ты потеряла своего Дженнана, а они даже не позволили тебе передохнуть. Сразу дали приказ доставить меня сюда и...
Хельва глядела на Теоду, и ее разрывали противоречивые чувства: недоверие — неужели кто-то еще может понять ее тоску по Дженнану? Удивление — в час своего триумфа Теода думает о страданиях Хельвы... Она чувствовала, как тугой узел боли ма-ло-помалу ослабевает, и вдруг ошеломленно поняла: ее, Хельву, кто-то жалеет.
— Эй, Хельва, проснись, ради бога, — донесся снизу голос Онро, и она поспешила спустить лифт.
— По какому поводу слезы? Можете не отвечать, — загрохотал он, врываясь в каюту и забирая вещевой мешок из обмякших рук Теоды. Потом ринулся на камбуз. — Не сомневаюсь, что у вас есть причина, только знайте: вся планета ожидает ваших указаний... — Он собрал все банки с кофе, которые ему удалось отыскать, и затолкал в мешок, а те, что не поместились, принялся рассовывать по карманам. — Обещаю, что дам вам сколько угодно времени, чтобы выплакаться, но только после того, как вы подробно объясните мне режим терапии. — Он сгреб оставшиеся банки в охапку. — И тогда я предоставлю вам свою жилетку.
— Моя тоже в ее распоряжении, в любое время дня и ночи, — не совсем уверенно вставила Хельва.
— Ты понимаешь, что говоришь? — насмешливо спросил майор. — Разве у тебя есть жилетка?
— Она все прекрасно понимает, — решительно возразила Теода, но Онро уже тащил ее по направлению к шлюзу.
— Скорее, Теода, нас ждут.
— Спасибо тебе, дорогая, — пробормотала Теода, оборачиваясь к Хельве. Потом стремительно отвернулась и позволила Онро затолкать себя в кабину.
— Нет, Теода, это я должна тебя благодарить, — сказала Хельва ей вслед. — Мне так недоставало слез, — тихо добавила она про себя.
Машина стремительно понеслась по направлению к больнице. Хельва видела, как Теода помахала ей рукой. Она знала: Теода поняла все то, что осталось невысказанным. Пыль, поднятая экипажем, еще не успела осесть, а Хельва уже отправила на Регул сообщение: «Задание выполнено. Возвращаюсь на базу».
Потом, как феникс, восставший из горького пепла сточасовой скорби, Хельва взвилась на ослепительном хвосте топливных газов и устремилась вперед — навстречу звездам и исцелению.