Сага о живых кораблях
Шрифт:
— Мне удалось разобрать только три характеристики, которыми ты его наградила, прочие остались для меня загадкой.
— Я уже давно обнаружила, что добрый старый русский, щедро приправленный нововенгерским, производит весьма грозное ипечатление, — ответила девушка. — А вообще-то я просто излагала рецепт белкового блюда под названием паприкаш. А ведь никогда не подумаешь, правда? — Широко раскрыв зеленые глаза, она задорно улыбнулась Хельве.
— Да, впечатление производит отменное — тот верзила побелел, как полотно.
— Торн... — Кира замолкла и стиснула зубы, на один мимолетный миг лицо ее исказила судорога острой боли. — Пожалуй, — еле слышно прошелестела она, — я и правда проговорилась. —
Поднявшись на цыпочки, она сделала несколько пируэтов в сторону камбуза и, запыхавшись, прислонилась к стенке, беззаботно хохоча.
— Скажи, правда, божественный запах? — спросила она через некоторое время, поднеся тарелку к самой панели, за которой скрывалась Хельва. — Сюда бы еще лапши и свежего хрустящего хлеба! — Набив полный рот, она застонала от удовольствия. — Просто объеденье! Я еще не утратила прежних навыков. — Прижав пальцы к губам, Кира изобразила воздушный поцелуй, переживая изысканное наслаждение завзятого гурмана. — Восторг и упоение! — Поджав под себя ноги, она по-домашнему расположилась в просторном кресле и стала жадно есть, то и дело облизывая пальцы.
— Ты заставляешь меня пожалеть, что мне всю жизнь приходится довольствоваться питательной жидкостью, — заметила Хельва. — В первый раз встречаю человека, который получал бы столько удовольствия от такого незатейливого процесса, как еда. А ведь ты явно не страдаешь избытком калорий.
Кира небрежно дернула плечиком.
— Отличный метаболизм. И с годами ничуть не меняется. Такая уж я уродилась! — И снова в ее беззаботном голоске прозвенела скрытая горечь.
Хельва начинала подозревать, что за этими внезапными сменами настроения кроется не столько природная взбалмошность, сколько тщательно выстроенная защита смертельно раненной души, которая всеми силами старается унять боль, избегая любых напоминаний о ней.
Хельва помнила, как осторожно была упрятана в кладовку гитара. Кира ни разу даже намеком не обнаружила ее присутствия. Может быть, она просто щадит Хельву, не желая напоминать ей о недавней трагедии? Ведь Кира наверняка знает о гибели Дженна-на и о тех легендах, которые уже начали слагаться вокруг 834. Или у нее есть свои причины не вспоминать о гитаре?
Наконец девушка насытилась. Пустая тарелка стояла у нее на колене. Лицо приобрело отрешенное выражение, глаза пусто глядели в одну точку.
Ею все больше овладевали равнодушие и тоска, и Хельва поняла, что нужно поскорее вывести Киру из этого состояния. Видимо, несмотря на внешне беспечную болтовню, девушка слишком глубоко ушла в свои переживания, чтобы справиться самой.
Не дав себе времени осознанно выбрать что-нибудь подходящее из своего богатого музыкального репертуара, Хельва стала тихо напевать старинную песню:
Муза в ночи Грусть-тоску на время облетит. Ну скажи, что печали твои утолит?— Что печали мои утолит? — злобно прошипела Кира и, вытаращив зеленые глаза, с ненавистью уставилась на титановый пилон. — Ты хочешь знать, что утолит мои печали? — Неуловимым движением она, как отпущенная пружина, взвилась с места. От ярости она даже стала казаться выше ростом, и неожиданная сила, обнаружившаяся в этом миниатюрном теле, испугала Хельву. — Смерть! — Слышишь — только СМЕРТЬ! — Она повернула руки ладонями вверх, и Хельва увидела тонкие белые шрамы на месте перерезанных вен. — А ты! — Кира уронила руки. — Ведь у тебя была возможность умереть. И никто не смог бы тебя остановить. Так почему же ты этого не сделала? Что заставило тебя жить после того, как ОН умер? — с ядовитым презрением выкрикнула девушка.
Хельва судорожно вздохнула, стараясь отогнать мучительные воспоминания о том, как она поборола отчаянное желание броситься в раскаленное белое сердце взорвавшегося солнца.
— Разве ты не понимаешь, что человеку не позволено умереть, даже если он об этом мечтает? Не позволено! — Кира заметалась по рубке, даже в ярости сохраняя странную звериную грацию. — Тебя тут же подвергают такой мощной обработке, что ты уже больше не можешь. В нашем великом обществе дозволено все — все, кроме единственной малости, которая тебе необходима, если волею судеб ею оказывается смерть. Знаешь ли ты, что меня три года не оставляли в покое? А теперь... — Кирино лицо подурнело от гнева и презрения, — теперь ко мне приставили тебя в качестве сиделки. И не думай, что я не знаю: тебе, уж конечно, не преминули по секрету сообщить о моей психической неуравновешенности.
— Ну-ка присядь, — холодно приказала Хельва и включила окончание пленки, содержавшее уже известные ей запреты. Как только смысл информации дошел до Киры, она безжизненно поникла в пилотском кресле, лицо ее утратило всякое выражение.
— Прости меня, Хельва. Я страшно виновата. — Она протянула дрожащие руки. — Просто я не могла поверить, что они наконец-то оставили меня в покое.
— Обработка у них поставлена на высоком уровне, — тихо обронила Хельва.
— Впрочем, так и должно быть, без этого не обойтись. Не могут же они допустить, чтобы люди и корабли теряли рассудок от горя. И я думаю, на этот раз они оставили тебя в покое. Они просто сделали все, чтобы ты не могла попасть на те немногие планеты, где разрешено ритуальное самоубийство, — на Гоман, Багам, Бейд и Кейд. А самоубийство они не могут тебе позволить по той простой причине, что духовное кредо Центральных Миров — продление и распространение жизни всеми доступными методами и средствами. Перед тобой живой пример тех крайностей, до которых они сознательно доходят в своем стремлении сохранить человеческую жизнь. Другой аспект того же кредо — БСЧ. А твое стремление покончить с собой есть нарушение этого кредо, которого они допустить не могут. Даже на планетах, входящих в сектора Пегас и Эридан, условия, при которых самоубийства разрешаются, весьма ограничены. К тому же там приняты довольно жесткие ритуалы, цель которых — удостовериться, кто из бедняг действительно заслуживает такой милости. Остается надеяться, — саркастически заключила Хельва, — что они изобретут какое-нибудь средство, которое позволит облегчить боль потери, раз уж смерть остается единственным недугом, который великие и славные Центральные Миры так и не смогли излечить.
Спутанные волосы Киры упали на лицо. Даже тонкие пальцы ее были совершенно неподвижны. Она так глубоко ушла в свое горе, что Хельва ощутила внезапный приступ безмерного возмущения: ну можно ли так предаваться жалости к себе? Да, она и сама испытала искушение покончить с собой, но ее обработка устояла. Она выплакала свою тоску бездонному космосу, а потом вернулась к жизни и вместе с Теодой отправилась к Аннигону. Она, как и Теода, пережила свою трагедию. Как и многие до них в этой вселенной. Если медики поняли, что блокирование... Ах да, вспомнила Хельва, ведь Кира почти закончила пилотскую подготовку, значит, она устойчива к блокированию и единственным методом терапии оставалось интенсивное психопрограммирование. Бесследно стереть то, что случилось, они не могли — оставалось только загнать его внутрь.