Саги зала щитов. Адульв. Пламя, зажжённое тьмой
Шрифт:
– Спасибо вам, други, – молвил ярл, и зал тут же взорвался одобрительными возгласами. – Сегодня радостный вечер, и я рад, что вы все со мной, но есть дело, которое я и без того долго откладывал, подойди, Сольвейг.
Растерянная, тоже нарядно одетая Хортдоттир неуверенно поднялась из-за ближайшего к креслу вождя стола, где сидела с матерью, и подошла, вопросительно посмотрев на ярла. Обернувшись к одноглазому, Руагор хитро подмигнул другу, обратившись затем к Сольвейг.
– Знаешь ли ты, что мы с отцом твоим под поднятым дёрном кровь смешивали и братьями нареклись?
Дева в ответ лишь кивнула.
– Верно, знаешь, только вот не было старших в наших семьях, чтобы родство наше узаконить, – продолжал меж тем ярл. –
На этот раз, едва Хортдоттир ошарашено кивнула, радостные вопли из зала разнеслись по всему Лёрствёрту.
Но не всем в этот вечер было до веселья. В крохотной избушке прямо за славищем в тени идолов богов при тусклом свете лучины покрытые морщинами трясущиеся руки раз за разом бросали на землю двадцать четыре костяшки с вырезанными на них рунами. И раз от раза лицо старой знахарки становилось всё мрачнее.
– Что же ты наделал, ярл, что же ты, глупец, натворил, да смилостивятся над тобой боги.
А когда совсем стемнело, из врат Лёрствёрта двинулся отряд, четыре оружных война из самых преданных ярлу и десяток зарёванных испуганных рабынь не старше шестнадцати. Быстро миновав открытую дорогу, процессия скрылась в лесу, вступив вскоре на тропу – ту, что редко видела людской сапог. Стояла полночь, когда отряд наконец добрался до заветной полянки с вросшим в землю домом под свежей тёсаной крышей. Помощница смерти всё также сидела на своей скамейке, всё также чело беловолосой девы венчал обруч с чёрным камнем. Только вот не было на ней более шкур, их заменило облегающее черное шёлковое платье, вышитое серебром, а на дорогом поясе висел тот самый кинжал, целиком вырезанный из кости. Её белёсые глаза с крохотными точками зрачков, казалось, светились в полумраке, освещённом лишь полной луной. Поднявшись, вестница скорби подошла к отряду.
– Балует меня ярл, балует, – улыбнулась она, и от её оcкала проняло не только рабынь, но и сопровождавших их воинов. – Можете идти, я и без вас управлюсь, – небрежно махнула рукой стражникам помощница смерти, и те не заставили себя долго ждать.
– А что до вас… – оглядела она десяток опустивших головы рабынь, и над полянкой разнёсся полубезумный истерический хохот.
Едва рассвело, а уже поднявшийся Руагор сидел за одним из пустых столов у потухшего очага, тяжело глядя на кружку с брагой, давя в себе рвотные позывы. Там-то его и застал запыхавшийся страж.
– Ярл, одна из рабынь вернулась.
– Поди сбежала ,скотина, ну я ей, жертвенник сказкой покажется, – сдвинув брови, Руагор поднялся и, морщась от бьющего в голове молота, нетвёрдым шагом двинулся на улицу. На крыльце его ожидала совсем ещё юная девчушка в рваненькой штопаной-перештопанной одежде и седыми прядями в волосах.
– Ты почему здесь? – рявкнул ярл. На что рабыня, даже не вздрогнув, подняла пустой, как у старухи, взгляд и показала перстень на правой руке, перстень с непроглядно чёрным камнем, таким же, что в обруче белоокой жрицы, только поменьше.
– Вот, значит, как, – тихо молвил Руагор, глядя на перстень. – Завтра выберешь себе место под дом, а пока сама решай, где остановиться, тебе нигде не откажут, таково моё слово.
Кивнув, девчушка развернулась и медленно спустилась по каменным ступеням, двинувшись куда-то в городище. Бывшая рабыня шла, уперев взор себе под ноги, только видела она не утоптанную землю Лёрствёрта, а тропу, что начиналась за домом помощницы смерти. Она видела мёртвые деревья, что появились ещё дальше, и пустошь у подножья Саркнара, усеянную костяками каменистую пустошь с полуразрушенной аркой, заполненной тьмой. И, конечно, вышедшую из тьмы арки по зову вестницы скорби кривую, горбатую, тихо шепчущую фигуру в тёмных, словно ночь, одеяниях в глухом капюшоне и с посохом в костлявой руке. Посохом, от чьего прикосновения, словно высушенные, костяками упали девять её спутниц, а когда навершие жуткого оружия едва не коснулось её, раздался властный голос помощницы смерти.
– Эту не трож, она станет моими глазами в Лёрствёрте, мне есть там за кем присмотреть.
Глава 2
Маленький ярл
Счастлив, тот кто славу и благо заслужит.
Собственной силой себе.
Прок будет редко от знаний и разума.
Что живут в других головах.
Стоял один из тех погожих дней середины зимы, что выпадали на долю прибрежного Фьордфьелька нечасто. Не бушевала, дико завывая метель, пригнанная могучими океанскими ветрами, не давил суровый мороз. А слегка припекало скупое зимнее солнце, слепя, играя мириадами переливов на снегу сугробов, покрывших, казалось, всю подвластную людскому взору окуему.
Хорт одноглазый хмуро взирал на то, как десятка два одетых поплотнее детишек, девчат да мальчиков от семи до десяти зим, выстроившись равными по числу линиями, упорно давили друг дружку круглыми щитами на утоптанном снегу ристалища.
Лишь отдаленно эти два, полные прорех, кривенькие построения напоминали настоящие стены щитов. Но время, да усердие – основа любой науки. Тут же неподалёку занимались и ученики постарше, кто сходился в учебном бою парами, кто оттачивал приемы владения оружием на манекенах. Но всецело вниманием одноглазого владели именно дети помладше, еще толком необученные правильному бою ребятишки. Они компенсировали нехватки умения завидным рвением, лихо лупцуя друг дружку тяжёлыми учебными мечами, да топорами. Время от времени кто-нибудь падал или выскакивал из строя, хватаясь за ушибленное место. Придя в себя, проигравший выходил за окружавший учебное поле плетеный забор, тут-же по колено увязая в снегу, впрягаясь в одни из сплетенных канатами вожжей, к коим были привязаны разных размеров бревна. Два круга вокруг ристалища с приличным весом за спиной – такова была цена проигрыша. А прошедшие на днях снегопады изрядно усложнили ребятне задачу.
– Торуг слабоват, не держит удар, зато быстр и ловок как лесной кот. Мышцы нарастут, какие его годы. А вот Вербанд силен не по зимам и станет еще сильней, будем подводить под секиру или молот. – щуря единственный глаз, рассуждал Хорт, присматриваясь к сражающимся детям.
Вот уже восемь зим минуло с тех пор, как ярл Руагор ходил к помощнице смерти, и это время не пощадило старого молотобойца, выбелив сединой косы непомерно длинной бороды, расчертив обезображенное срезнем лицо глубокими морщинами. Одноглазый сидел на скамье, все также крепко сжимая одной рукой длинную рукоять упертого билом в землю необычного молота. Его плечи и голову также покрывала медвежья шкура. Вот только нынче под ней была и длинная до колен толстая рубаха. С годами холода на ровне со старыми ранами стали донимать сильнее, а тело стремилось к теплу.
Рядом, как и всегда, стояла Сольвейг, перекинув толстую рыжую косу через плечо, в хитро скроенной из дубленных кожаных пластин броне, усиленной кольчужными вставками по спине и животу. Сделанное под заказ одеяние подчеркивало гибкое молодое тело, не лишённое женских округлых красот. На обоих ее боках пояс оттягивали пара мечей, уже вкусивших крови в нескольких набегах, где дочь одноглазого молотобойца проявила себя как превосходная воительница. По-тихому, за спиной, приобретя славу непредсказуемой жадной до крови рубаки, коию за счет непревзойдённого мастерства да дурного нрава, побаивались свои же Хирдманы, опять же втихую окрестив кровавой кройщицей.