Сахар на асфальте
Шрифт:
Вечером было решено откупорить несколько бутылок вина. На пробу. Чтобы знать, чем вскоре заполнять винный шкаф. К напитку откровений добавили твердый сыр с медом и аромат горящих палений в камине. Во всех проникло блаженство, а в заслуженного педагога еще и правдорубство.
– Тургеневская барышня, – любуясь лицом Полины в мерцающем свете пламени, внезапно сказала Ольга Сергеевна.
– Я?! Нет, что ты, я стою ногами на земле, – удивилась Полина.
– Я тебя умоляю, стоит она… Смотрю я на тебя – и какая-то вся, как кисель! – выдала Ольга Сергеевна. Лицо Полины вытянулось в недоумении.
– Нет, я имею в виду внешне ты нормальная, красивая… Но вся вот… Все у тебя всегда «нормально», что ни спроси – мямлишь, как квашня, – продолжила Ольга Сергеевна.
Ошарашенная такой неприятной, даже агрессивной прямотой, Полина перевела взгляд на мужа. Дмитрий старался подобрать правильный словесный ход, но был нерасторопен.
– Ольга Сергеевна, Ваша дочь красивая женщина, умная и прекрасная хозяйка! С ней очень интересно, поэтому предлагаю выпить за мою восхитительную жену! – наконец вступился Дмитрий.
–Правда, интересно? Я ее вижу постоянно лежащей на диване с ребенком. Мне кажется, она деградирует!
Полина разве что не начала заикаться. Ее как будто не было за столом, ей перемывали кости, нисколько не стесняясь ее же присутствия. Ее и вправду не было между этими двумя беседующими. Она не считалась.
– Алеше всего полгода, разумеется, я провожу с ним все время! – Куда-то в воздух заявила Полина.
Она была глубоко уязвлена. Мать на нее действовала магически, как удав, лишая воли сопротивления и способности парировать. Полина все проглатывала. Вернее, терялась и долго соображала, как правильно ответить. Пока она собиралась с мыслями, ее мнение уже никого не интересовало. Странно пытаться убедить других людей, что твоя жизнь – это твоя жизнь. И даже родственники, и даже близкие, зачастую знакомы шапочно и не знают ничего по-настоящему значимого о том, что наполняет, вдохновляет или оставляет глубокие раны.
Послышался плач Алеши. В душе Полина обрадовалась. Не говоря ни слова и не допив вина, она соскочила со стула и ретировалась с поля боя. Ей сводило челюсть от гнева и, открывая дверь спальни, она чуть не сняла ее с петель. На ходу Полина стянула с себя майку и швырнула в стену, взяла сына и крепко прижала к себе, что-то бубня. Ей снова не хватило смелости сказать матери, что сына зовут Алеша, а не Леня, муж у нее Дмитрий, а не Митя, а сама она хозяйка этого дома, а не ведерко для плевков!
Когда Дмитрий поднялся, в комнате было тихо, ребенок ковырял пальчиком узоры на детском коврике и, увидев отца, заулыбался беззубыми деснами и растопырил в стороны руки и ноги в ожидании, что его сейчас поднимут. Но Дмитрий искал Полину. Она стояла перед зеркалом и водила ладонями по телу. Его жена была абсолютно нага. Мужчина подошел со спины, обнял жену за плечи и прошептал: «Ты самая красивая женщина на свете».
Полина вернулась взглядом к отражению: в целом ничего, но 10 лишних килограммов, сутулость, которой еще год назад не было и съехавшие куда-то вниз ягодицы. Полина прильнула к мужу и промурчала: «Вы с мамой меня недооцениваете. Я еще спляшу на барной стойке».
– Докорми и иди тусить, а пока ты на вахте, – посмеялся Дмитрий.
– Я не о том. Я далеко не бесхребетная, я хороший менеджер и могла бы быть неплохим руководителем.
– Полина, ты – это не про бизнес, ты добрая, слишком добрая.
– Добрая не значит глупая. У меня есть способности и мечты, и я хотела бы их воплотить. Я хочу создать нечто, что принесет пользу!
– Мама права, ты еще и наивная.
– Вы сговорились, что ли?! Ты такой же родитель, как и я, возьми на себя часть ухода за сыном, дай мне шанс! – возмутилась Полина.
– Если бы ты была способна зарабатывать, ну хотя бы столько же, сколько сейчас я, я бы смело ушел в декрет и радовался бы общению с сыном!
– Может быть, я и не сделала головокружительной карьеры, но 10 лет до встречи с тобой я жила одна и обеспечивала себя, и, ты удивишься, у меня это неплохо получалось! – голос Полины стал резче и громче.
– Любимая, твой талант – это создавать атмосферу, уют, дом. Не рвись туда, куда тебе не надо. Успокойся и ложись спать, у меня завтра рабочий день, – с чувством полного превосходства завершил беседу Дмитрий.
Полине захотелось швырнуть в мужа что-нибудь тяжелое. Он не слышал или не хотел слышать ее. Или, может быть, это она не замечала очевидного? Внешний гнев быстро прошел. Но в душе относительно молодая женщина затаила обиду. Она чувствовала себя лавой, которая жаждет вырваться из жерла вулкана, но вместо того, чтобы открыть дорогу, ее загоняли в ледяные тиски.
Полина успокоила себя мыслью, что через пару дней она повезет ребенка к педиатру. Помогать ей никто не будет. Никто из домашних. Но есть же другие люди… Полина взяла телефон, нашла в чатах номер Дарьи Борисовны. Имя звучало намного грознее персоны.
Дарья Борисовна редко отвечала быстро, но Полина всегда знала, где найдет ее наверняка. В Сити – Содоме и Гоморре столицы, куда (язык не поворачивается сказать, что специально, но и нечаянно не может быть) перенесли офисы многих федеральных чиновников.
Дарья была трудоголиком. Невысокая, белокожая и кареглазая, в узкой юбке-карандаше и шпильках, она напоминала стойкого оловянного солдатика среди грузных и неповоротливых коллег с двойными подбородками. Коридоры власти поглотили ее около 15 лет назад, и теперь Дарья не работала на политику, она была политикой: речь, жесты, стиль одежды – все было уже отработано и вмонтировано в личность. Жесткая, прямолинейная, настойчивая, в спорах непримиримая – такой ее знали подчиненные.
Для Полины же она была человеком, который перед тем как начать работать на государство, проколол себе хрящи в ушах и вставил сережки-камушки, чтобы не потерять остатки детскости в бесконечном ношении белых блуз. А в командировках Дарья всегда искала время, чтобы сходить в местный зоопарк и поглядеть на панд, к которым питала особую слабость.
А еще как никто другой Дарья была честна сама с собой, поэтому постоянно разводилась и сходилась со своим мужем. Полина не знала, как так вышло, но в Дарье не было фальши. И сколько бы им лет ни исполнялось, ей всегда хотелось обнимать и прижимать к себе такую непохожую, такую громкую и хрупкую – свою младшую сестру.