Сахар на дне

Малиновская Маша

Отбрасываю изувеченную пачку вместе с грёбанными сомнениями. Пусть всё идёт к чёрту. Пусть все идут к чёрту. Пошло оно…

Моя ладонь ложится девчонке на шею, я резко притягиваю её к себе и накрываю своим ртом её. Вот так вот, без томных взглядов и прелюдий. Не даю возможности осознать и поразмыслить. Не принимаю отказа. Не хочу чувствовать ладони, протестующе упёршиеся мне в грудь.

Отрываюсь и смотрю в глаза. Если сейчас не увижу в них отказ, то уже не остановлюсь, не смогу. А она дышит шумно, надсадно, в чём-то даже истерично. В глазах целый калейдоскоп эмоций. Всё по грани. Всё безумно. И это нихуя не отказ.

Снова припадаю к её губам, и на этот раз маленькие ладони больше не пытаются выставить преграду. Девушка выдыхает и расслабляется в моих руках, а меня пробирает дрожью предвкушения.

Она вкусная. Сладкая после сна, податливая. Мне хочется застонать вслух, когда я втягиваю ртом её кожу на шее. Останется след. Ну и пусть. МОЯ.

Пальцы путаются в растрёпанной косе, я сжимаю их слегка, откидываю назад её голову. Провожу языком по месту, где пульс сходит с ума. У меня такой же.

— Лёша… — её шёпот похож на шелест, дыхание ей не подвластно, а меня этот полустон будоражит ещё больше. Надо валить из кухни, пока я не разложил её прямо на столешнице. Не с этого следует начинать, не так.

Подхватываю Янку под задницу и несу к кровати, но ставлю на ноги. Надо притормозить. Я слишком долго её хотел, чтобы вот так вот всё. В этой части студии полумрак, но я вижу, как цветёт румянец на её щеках. Моя сводная нежеланная сестра. Моя боль и моя сладость. Кто же придумал всё это? Кто решил написать нашу историю? И что же будет в финале…

Опускаюсь перед ней на корточки, смотрю снизу вверх и берусь за резинку моих собственных штанов на ней. Она не шевелится, только сглатывает. Запомни этот момент, малышка, ведь ты победила. Я запрещал тебе даже говорить со мной, а ты поставила меня на колени.

Свободные спортивные брюки плавно соскальзывают по стройным ногам, заставляя теперь уже меня шумно сглотнуть. Яна приподнимает ногу, потом вторую, помогая мне высвободить её из одежды. Я не касаюсь её кожи, только глазами. Хочу увидеть всю целиком сначала. Поэтому цепляю нижний край футболки и тащу вверх, открывая вид на красивый кружевной чёрный лифчик, который прячет нечто, без чего я сейчас просто свихнусь, если не увижу и не почувствую в ладони.

Распускаю косу, разбрасывая спутанные кудри по плечам. Светлые волосы и чёрное бельё дают потрясающий контраст. Как же она сексуальна, как притягательна.

В квартире так тихо, что стук сердца кажется оглушительным. Когда щёлкает застёжка её бюстгальтера, Яна вдруг испуганно моргает, и мне кажется, что вот сейчас она скажет мне остановиться. И чёрт знает, смогу ли я.

Грудь у Фоминой округлая и налитая, плотная, упругая. С торчащими в стороны острыми сосками и светлым аккуратными ареолами. Мне кажется, мой взгляд оставит на ней ожоги, потому что я пока так и не позволяю коснуться её кожи.

Когда мои пальцы подцепляют резинку её трусиков, Яна вдруг судорожно всхлипывает, руки сжимаются в кулаки. Я не тороплюсь, жду, когда она расслабится, а потом аккуратно стаскиваю бельё вниз, открывая своему взгляду её всю целиком.

Гладкая, без единого волоска. Стройная и подтянутая. Немного худая, но это можно со временем поправить более интенсивными тренировками и питанием.

От желания взять её в эту же минуту я срываюсь в бездну. Лечу, и мне не за что ухватиться. Член стоит колом, гляди брюки разорвёт. Стремится на волю, заявляя о намерении взять своё.

Я стаскиваю футболку, оставаясь в одних лишь джинсах. Хочу почувствовать её тепло не только ладонями, а всем телом. Прижать к себе, приклеить, пришить толстенными нитками, чтобы оторваться не смогла.

Притягиваю Яну за талию и снова завладеваю её ртом. Чувствую её напряжённые соски, что упираются мне в грудь. Как же мне сдержать себя, девочка, как не испугать своим напором? Как обуздать того зверя, что рвётся наружу?

Кладу руку ей на плечо, вынуждая сесть на кровать. Её глаза расширены, но она повинуется, ничего не говорит, позволяя мне вести. Сам опускаюсь на колени перед кроватью.

Я замечаю, как на дрожит, как рвано дышит. Аккуратно подталкиваю её, чтобы легла на спину, а сам раздвигаю её колени. На вкус её влага нежная и сладкая, а сама девчонка реагирует слишком сильно на ласку. Она вскрикивает и пытается сесть, но я не разрешаю, останавливая, придержав за руку. Ты должна раскрыться для меня, малышка, так что забудь о стеснении.

Аккуратные пальцы сгребают простынь, а с губ срывается стон.

— Лёша… — снова шепчет.

И я больше не могу ждать. Я и так ждал столько лет. Пора уже взять своё. Я избавляюсь от штанов и боксеров и накрываю её своим телом. Развожу коленями шире её бёдра и припадаю губами к шее.

Она вся дрожит, зажмуривает глаза и сжимается. Что за чёрт? Боится меня? Твою ж мать, Шевцов, а чего ты хотел? Ты буквально сегодня закрыл её дома на ключ, а сам едва не прибил её парня. Хоть и бывшего. Или, может, она боится, что я стану делать с ней то, что делал с другими женщинами? Она ведь знает, была в комнате клуба после аукциона.

— Яна, — тихо шепчу, — что не так? Ты боишься меня?

— Нет, — отвечает так же тихо, мотнув головой. — Всё хорошо. Правда, Лёш, всё в порядке.

Её нежная влажность принимает меня. Пусть не врёт, она боится меня, я чувствую. Поэтому начинаю входить медленно, чтобы привыкала, чтобы не шугалась. Но вдруг чувствую, как член упирается в преграду.

Да ну нахуй. Быть этого не может.

33

Алексей поднимается надо мной на руках и с изумлением смотрит, а я хочу провалиться от стыда.

— Почему ты не сказала?

— Прости, — я закрываю ладонями лицо, когда наши тела размыкаются.

Разочарование, стыд, обида. Что я должна была сказать? Что до двадцати трёх лет просидела в девственницах? Что все парни мне казались недостойными моего сокровища, а потом, после нападения, я просто боялась даже подумать об этом? Наверное, должна была.

— Ты бы не стал…

— С чего ты взяла эту чушь? — Шевцов ложится рядом, и я понимаю, что волшебство закончилось.

— Ну… — теперь мне хочется прикрыться, — разве со мной было бы интересно? Ты бы решил, что это просто трата времени.