Сакен Сейфуллин
Шрифт:
Но об этом теплом письме, в котором выражалась забота о них, Сакен и его товарищи так и не узнали. 5 января 1919 года их пешими конвоировали в город Петропавловск, за 500 километров.
Зимой здесь лютуют морозы и почти никогда не стихает ветер. Каждый шаг отдается болью. Нестерпимо режет глаза от яркого отблеска снегов, от студеного ветра. Изредка попадаются аулы. Здесь живут кереи.
Увидев вереницу пеших, из домов выходят люди. Уставшим заключенным протягивают лепешки. Однажды Сакен увидел знакомого возчика, с которым в юности ехал в Омск. Тот узнал Сакена, побежал домой, принес только что выпеченные две лепешки и сунул Сакену.
Сакен был обут в длинные казахские
— А где Тамшагамбет? — спросил Сакен, вспомнив лесничего.
— Два дня как похоронили. Кутыркульская банда, обвинив его в поддержке красных, средь бела дня расстреляла в самом центре аула, — с грустью ответил возчик.
«Никого, оказывается, не обошли эти псы», — подумал Сакен. Но его мысли перебил крик:
— Ей, киргиз, отойди, а то застрелю!
За 18 дней по январской скрипучей стуже Сакен и его товарищи прошли пешком 500 километров. Ослабевших, усталых, вечером 23 января их загнали в какой-то сарай, похожий на хлев. Сарай наспех сколочен из хилых досок. Во многих местах зияют щели, сквозь них дует ветер, залетает снег. Усталый Сакен заснул. Но вскоре проснулся — мороз пробрал до костей. Страшно хотелось есть, хотелось горячего чая. Но конвой поднял арестантов ни свет ни заря, разделил на две партии и затолкал в вагоны для скота.
Вагоны изнутри посеребрил иней. Здесь холодней, чем на улице. Печка есть, но от нее мало проку. Арестанты сбились в тесную кучу.
Вагоны долго блуждали по запасным путям, потом покатили без остановки до самого Омска. В Омске их загнали в какой-то тупик. И казалось, что о людях забыли. Пятнадцать дней простояли в тупике два вагона с узниками. А на шестнадцатый Сакен проснулся от грохота колес. Куда их вновь везут? На этот вопрос ответил сибирский мороз.
Через Татарск, Новониколаевск, Барнаул и дальше на Семипалатинск пробивается поезд. Пути занесены снегом, их никто не расчищает, В вагонах лед. А как только затопишь печь, начинает капать вода, и некуда от нее скрыться, а вагон наполняется сырым паром, трудно дышать. Поезд подолгу стоит в замерзшей степи. Конвоиры боятся, что им не хватит продуктов, и поэтому не кормят заключенных. Холод, голод, неизвестность могли свести с ума.
Еще в Омске умер Павлов. Не выдержали вагонного ада Дризге и Монин. К голоду прибавилась жажда, но конвоиры не хотят мерзнуть и не выпускают из вагонов страдальцев. Они не могут даже набрать снега.
Хафиз Гизатуллин попытался наложить на себя руки, но не сумел умереть. Зато скончались Мартынов, Пьянковский, Юрашкевич.
И теперь каждый ждал своей очереди.
На 35-й день добрались до Семипалатинска. Но атаману Анненкову было уже не до них. Зачем ему живые трупы? Конвоиры тоже измучились, они не знали, куда девать узников. Расстрелять? Но нет на это санкций. Пытались уморить голодом, но те оказались живучими, умерло всего шесть человек. Не находя выхода, они вынуждены были в марте увезти заключенных обратно.
В это время совет Западносибирского союза учителей предпринял последний решительный шаг к освобождению Сакена и его товарищей. 3 марта 1919 года совет обратился с прошением к министру юстиции правительства Колчака.
«4 июня 1918 года в г. Акмолинске арестованы учителя Николай Павлович Горбачев, Садуакас Садвакасович Сейфуллин и Нургаян Бекмухаметов. Первый из них был членом Акмолинского совета по просвещению, а последние — членами Акмолинского Совдепа. Принимая во внимание:
1. Что Советы по просвещению — учреждение не большевистское, организовавшееся под давлением учительства в целях защиты школы от
2. Что некоторые из учителей, как и другие интеллигенты, в мелких уездных городах входили в Совдепы, не сочувствуя Советской власти, но желая ослабить ее резкие проявления. К числу таких интеллигентов, несомненно, принадлежат и учителя Сейфуллин и Бекмухаметов.
3. Что все эти три учителя не являются опасными для существующего строя, но будут полезными работниками в деле народного образования, особенно имея в виду громадный недостаток учащих вообще и учащих-казахов в частности.
4. Что все это подтверждается и фактом обращения местного учительства с ходатайством об освобождении из-под стражи перечисленных учащих — совет Западносибирского краевого учительского союза просит не отказать в пересмотре вопроса о содержании учащих Горбачева, Сейфуллина и Бекмухаметова под стражей и об освобождении их, хотя бы под поручительство.
О распоряжениях ваших Совет просит его уведомить».
К этому времени Сакен и его товарищи потеряли всякую надежду на спасение.
15 марта первый департамент министерства юстиции ответил, что эти люди находятся в ведении министерства внутренних дел, а посему «просим нас больше не беспокоить».
Между тем «вагон смерти» прибыл уже в омский лагерь.
Со слезами на глазах встретились с омским лагерем акмолинские совдеповцы. Они радовались, как будто приехали к себе домой. Радовались без улыбок, они даже не могли говорить после 47 дней мучений и нечеловеческой борьбы за жизнь.
Сакен особенно рад — Омск почти родной город. С ним связаны годы его юности.
Теперь он мучился в поисках средств, чтобы дать знать о своем прибытии товарищам на воле.
Омский лагерь тоже напоминал хлев, но хоть из щелей в полу не сквозит. Зато здесь свирепствует тиф. Бакен Серикбаев, Хафиз Гизатуллин, Афанасьев и Смакотин уже попались в когти тифа.
Так шли дни, проходили недели. Ранней весною заключенных под конвоем стали выводить в город убирать улицы. С тех, кого водили в город, снимали оковы. Конечно, выходы в город помогли установить связи с теми, кто оставался на воле, кого тревожила участь узников. Они подготавливали их побег.
Омский правитель адмирал Колчак еще не узнал горечи поражений, и всем, кто делал на него ставку, казалось, что недалек тот день, когда вновь все будет по-старому. Колчаковская контрразведка спешила очистить тылы перед славным походом на Москву. Сакен понимал, что каждую минуту его могут расстрелять, как расстреляли тысячи невинных людей. Нужно, не теряя времени, попытаться бежать из лагеря.
Жанайдар Садуакасов и Курмангали Туяков занялись поиском документов для Сакена и Абдуллы.
25 марта 1919 года Сакену достали справку. «Действительно выдано учащемуся Омской педагогической школы для взрослых Дюйсенбию Асиеву, казаху из Слетинской волости Омского уезда, 26 лет. Асиев находится на весенних каникулах».
Теперь можно и бежать. Но бежать придется одному. Абдуллу внезапно свалил тиф. И Бакен Серикбаев в тяжелом состоянии, вряд ли выживет.
Трудное это было прощание. Бакен не мог говорить. Глазами, полными слез, проводил он друга.
Когда Сакен вышел во двор тюрьмы, то увидел людей, убиравших снег и мусор. Это были товарищи, которые с риском для себя должны помочь Сакену в бегстве. Молча попрощались. Сакен лег в сани. Друзья быстро завалили его снегом и мусором.
Услышав скрежет распахнувшихся ворот лагеря, Сакен чуть заметно повернулся. Из розвальней посыпался мусор, что не ускользнуло от караульного. Он решил на всякий случай штыком прощупать груз. Только чудом штык не задел Сакена.