Сакральный футбол
Шрифт:
Потом наступила пора стравливания. Он оценил по характеру каждого; самых злобных и рьяных, ненавидящих явно или тайно друг друга развел в разные команды. Он поставил наиболее крепких и мало бегающих в защиту; более шустрых, кто хоть как-то мог бегать, в нападение. Он выстроил между ними психологические связи, ориентируясь также и на симпатии этих грубых, измученных людей друг к другу. Все же они были русскими людьми, хотя имели разные национальности (в команду записались, помимо русских, казах, два армянина и чеченец). Андрей использовал и этот фактор, разведя кавказцев в разные команды, с тем чтобы русские как бы управляли каждый своим кавказцем или казахом. Он задел струны их самолюбий, и они постепенно стали интересоваться этим занятием все более
Первые их игры друг с другом получились грубыми, полными агрессии, травматичными. Зэки рубились чуть ли не насмерть, играли «в кость», толкались, сбивали друг друга. Несколько раз начинались драки, и тогда на поле влетали охранники и растаскивали игроков. Но раз от разу игра их становилась все осмысленней. Игра в «чеканку» продолжалась, техника владения мячом понемногу улучшалась, так же как и физическое состояние игроков команды. Наступил момент, когда Андрей смог сбить из двух разных команд одну единую команду – из тех, кто мог хоть какое-то время бегать, кто наловчился играть лучше, был злее, у кого было твердое место на поле. А затем состоялся тот переломный матч с командой охранников лагеря, после которого Андрею стало ясно: они уже не бросят это занятие, не пошлют его куда подальше, не засядут, как прежде, за карты, нарды, рисование наколок и прочие привычные для них забавы.
Это была рискованная игра, и начальство лагеря это понимало. Потому зрителей у той игры, кроме начальства и охранников, не было. Если бы остальных зэков пригнали и усадили вдоль поля, мог произойти бунт – моментальный и беспорядочный. Но для команды зэков наличие зрителей не было важным. Они знали, что, придя в бараки, они будут всю ночь пить, балагурить и рассказывать остальным, как проходила игра и кто что сделал невероятного на поле.
Охранники были по большей части молодыми ребятами, недавно отслужившими в армии, и потому они были резвее, шустрее. Полковник Гусаров не сомневался, что зэки проиграют, потому что молодые их просто перебегают. Но получилось все не совсем так. Молодые действительно вначале прижали зэков к воротам и сильно давили, играя через центр: там у них играл блондинистый парнишка, разрядник по футболу. Он грамотно принимал мяч, обрабатывал и осмысленно, более-менее точно бил по воротам. Андрей видел, что этот парень забьет, и сразу поставил хромого, но быстрого Дугласа присматривать за ним. Однако блондин все же забил, обойдя двоих и четко пробив в противоход вратарю.
Потом зэки немного выровняли игру, начали пробиваться через центр поля, но молодые все давили, и в итоге блондин к концу тайма забил еще один мяч.
И вот после этого началось самое главное. Андрею не надо было ничего говорить своим игрокам. Они сидели в перерыве за воротами, насупленные, злые, нервно курили.
Кондор тогда сказал:
– Если сольем, западло будет. Уважать не будем себя. Надо нагнуть зеленых…
– Вые…ть! В жопу вые…ть – прохрипел Чубаров.
И это были все их слова. Однако они понимали, что им надо слушать Андрея, что без него у них ничего не выйдет. Он дал им установку: играть на двух бегающих людей – его самого и Хрипатого; жестко держать блондинчика и разобрать края. Он дал наказ спарке Хрипатый – Торец играть впереди. Лобок должен был подыгрывать им чуть сзади.
И вот тогда произошло нечто странное, чего он внутренне и ждал всегда от футбола: включились некие внесознательные факторы, которые словесно он даже и не смог бы определить. Но что-то поменялось после перерыва на поле. Словно подвижная стенка начала давить на охранников, отодвигая их к своим воротам. Мрачные, озлобленные зэки начали играть в ноги, незаметно пинать плечами молодых, играть в кость, использовать большую часть поля. Они начали давить какой-то тайной волей, скрытой в них силой.
И эта сила постепенно придвинула молодых к воротам. А когда давление достигло пиковой стадии, Андрей сказал свое слово. Он был единственный, кто мог забить, и он это сделал. Он словно почувствовал, что надо идти в центр штрафной, и Хрипатый увидел
Зэки не кричали, не прыгали; кто молча сплюнул, кто одобрительно посмотрел на него, отходя назад. Затем Андрея сбили в штрафной, и судья капитан Суровикин назначил пенальти. Андрей выполнил его очень четко, не оставив долговязому старлею, стоявшему в воротах охранников, никаких шансов.
Как ни старались молодые, но забить больше они не смогли. Игра так вничью и закончилась. Это было необычно, так как слишком разительной была разница в возрасте и физическом состоянии. Но Андрей убедился, что в футболе это, конечно, важные, но все же вторичные факторы. Главное – состояние духа. С этого начался перелом в настроениях всех зэков к этому занятию; появилось то, что и называют мотивацией.
…Андрей вспоминал тот первый матч и словно погружался в ту тягуче-угнетающую, мутно-давящую атмосферу лагерной жизни, вспоминал тяжкие подъемы по утрам, серую мглу в зарешеченном окне; утренний зябкий, неотвратимый холод; постоянный недосып, боли в животе и подташнивание от хронических запоров; угрюмую утреннюю ругань зэков, их грубые толчки и даже удары возле гальюнов… Но теперь он понимал, что та грубая мужская твердость, неколебимость, что появились в его характере после выхода из лагеря, после этой трехлетки мытарств, не появились бы без этой трудной школы. Он сумел выстоять, а потом сумел и победить.
Создание лагерной команды было для него также и шансом выжить, ибо защищало его от возможного случайного произвола. Понимая это, он вкладывал тогда в эту работу все силы души; и тот триумф, то удовлетворение в глазах начальника лагеря, которые можно было видеть после победы команды зэков над заводской командой Медногорска, игравшей по классу «Б», имевшей в составе двух камээсов, – это была его победа над собой, над обстоятельствами, над произволом судьбы, над близкой смертью от побоев. Созданная им команда зэков трудно, но выиграла, вырвала тот матч, и тогда и зэки, и начальство прониклись к нему, тонкому худощавому Французику, тем незаметным уважением, которое никак не выражается словами, но существует в душах и умах всех вовлеченных незримо и подспудно. Тот жесткий хлопок по его плечу самого Болта, вора в законе, его искрящиеся грубым смехом глаза многое сказали ему. Они все понимали, несмотря на свою грубость, неотесанность, жесткость, что без него ничего бы этого не было. Не было бы этого праздника в душах зэков от содеянного полноценного мужского дела – без поножовщины, без зуботычин, а также поднятых стволов охранников.
До самого последнего дня в колонии никто не трогал его: ни начальство, ни заключенные, ни охрана. Кто приказал, кто сказал – ему было неизвестно. Но теперь он знал, что доживет до освобождения. Вот тогда он впервые по настоящему почувствовал силу футбола, власть футбола; могучее таинство, заключенное в этой игре, которая по большому счету была вовсе не игрой, а некой метафорой войны, разновидностью ратного мужского дела…
Итак, невероятное произошло. Падин полностью одобрил поэтапный план, который ему представил Андрей. Теперь надо было разворачивать основное действие.
Андрей стал быстро набрасывать на планшете позицию за позицией (директор, ассистенты, поисковики, база и т. д.) Рассчитывать, прикидывать, что и как. Понемногу словно пелена рассеивалась впереди, уходили страх и тревога. Звенящей тугой волной в него входила уверенность.
Глава 5
– Михаил Георгиевич, здравствуйте!
Эти слова донеслись до сознания Берестова среди шума и толчеи торгового центра. Общий шум лежал фоном, но он разъединил этот микс одним легким усилием, услышав лишь то, что было ему нужно.