Саладин. Султан Юсуф и его крестоносцы
Шрифт:
– На все воля Всевышнего, - отвечал аль-Адиль.
– Но у меня еще есть племянница Алиенор. Чудесный цветочек!
– сказал Ричард и подмигнул аль-Адилю.
– На ее брак не требуется разрешения Папы, и она куда покладистей моей норовистой сестренки. Вот если бы только султан отдал тебе Палестину...
– На все воля Всевышнего, - вновь вздохнул аль-Адиль и добавил: - Брат опасается, что если он отдаст Палестину, то вскоре я замыслю отнять у него и Египет. Жизнь научила его не слишком доверять родственникам.
– О, я тоже прошел этот урок!
– воскликнул Ричард.
– И все же я постараюсь убедить великого султана... даже если мне потребуется для этого взять Иерусалим силой.
Эта встреча произошла в первых числа
Султану доносили, что настроение крестоносцев, прибывших в Палестину, портится вместе с погодой. Наконец, пришла весть, что Ричард, видя, как быстро падает боевой дух рыцарей, решился двинуть свое войско к Иерусалиму, несмотря на опасения палестинских баронов, в большинстве своем не желавших, чтобы Святой Город достался английскому королю. Султана эта новость не слишком встревожила. В те дни он был уверен, что Ричард даже не дойдет до стен Иерусалима, и оказался прав.
В первых числах года 1192-го король остановился у Бейт-Нуба, что в двадцати милях к северо-западу от Святого Города. Уговоры баронов не идти дальше стали все настойчивее. Ричард послал гневное письмо Конраду Монферратскому с требованием оказать помощь, но тот ответил отказом. Сговорившись, бароны обманули короля, сообщив ему, что из Египта уже движется большое мусульманское войско для защиты Иерусалима. Простояв у Бейт-Нуба около недели, английский король повернул назад и решил направиться на Аскалон, чтобы сделать из него мощную крепость - неприступного стража на путях из Египта в Палестину.
В Аскалоне его и застали дурные вести о том, что его брат Джон собрался узурпировать власть в Англии и уже нашел поддержку в лице французского короля Филиппа Августа.
Как раз в то время и в роду великого султана начались нестроения. Раздумывая о предложениях Ричарда и его частых переговорах с аль-Адилем, султан Юсуф постепенно стал опасаться, что брат сам может поддаться честолюбивым искушениям. И он решил отдать Иерусалим своему сыну аль-Афдалю. Однако аль-Адиль принялся настаивать, чтобы Иерусалим остался в его управлении. Султану было нелегко противиться своему рассудительному брату, тем более, что приступы лихорадки отнимали все больше сил. И он сдался. Тогда аль-Афдаль - вот уж кто воистину честолюбив среди сыновей султана!
– с гневом заявил, что откажется служить отцу. Распрю с трудом удалось погасить. Султан сказал, что, пока Иерусалиму угрожают неверные, Святой Город должен быть под управлением более опытного человека, а потом видно будет.
На другой день лазутчики сообщили, что король Ричард собирает большой совет баронов Палестины и намерен в скором времени покинуть ее пределы. Но и в то утро я не увидел радости на лице султана.
– Я болею, а он уходит, - только и пробормотал он.
– Мы даже не начинали нашей великой войны... Так и не заставили шакалов надолго поджать хвосты. Теперь халиф снова начнет спрашивать, где его знамена.
У короля Ричарда, между тем, возник повод для еще большего огорчения. Почти все бароны высказались за то, чтобы королем несуществующего королевства стал маркиз Конрад, а не Ги де Лузиньян.
Говорят, что Конрад Монферратский, когда узнал о решении совета, то пал на колени и взмолился: "Господи! Если я не гожусь быть королем, то пронеси эту чашу мимо меня!" Через несколько дней он был убит ассасинами в своем собственном дворце. Убийцы были в обличии монахов.
Эта весть, похоже, больше всего удивила тех, кого франкские бароны стали подозревать в покушении: короля Ричарда и самого султана.
Однако вскоре в Иерусалим пришло короткое письмо от старца Синана. Вот, что говорилось в нем: "Великий султан! Ты очистил землю от одного франкского дьявола, я - от второго." Действительно, Старец Горы уже давно опасался Конрада и не мог простить ему, что тот захватил корабль с огромными сокровищами, принадлежавшими
Английский король принял меня сразу и велел толмачу-магрибинцу прочитать свиток. Услышав перевод, он нахмурил брови и пробормотал:
– Вся Святая Земля кишит ядовитыми змеями. Шагу ступить нельзя! Может, послать одну в подарок моему братцу?
Тогда он уже знал, что вдову Конрада, Изабеллу, уже прибрал к рукам Генрих Шампанский и сразу заявил свое право на иерусалимский престол.
Торопясь завершить начатое, Ричард вскоре снова начал военные действия. В конце весны он взял самую южную крепость Палестины, Дарун, и по доброй христианской традиции перебил весь ее гарнизон. Затем, сделав небольшой привал в Аскалоне, он вновь двинулся на Иерусалим и, как в прошлый раз, остановился у Бейт-Нубы.
Султана не оставляла уверенность, что Всевышний не допустит короля даже к стенам Святого Города, и эта уверенность окрепла, когда в Иерусалим наконец пришли подкрепления из Мосула. Султану сообщали, что кафиры испытывают недостаток в провизии и между ними не прекращаются споры за будущую власть.
Однако внезапно произошло событие, в котором султан увидел дурное знамение. Ричарду удалось захватить очень большой караван, двигавшийся в Иерусалим из Египта. В одночасье Ричард восполнил все дорожные издержки, и его воины наелись досыта.
В тот день султан Юсуф вновь вспомнил о том, что судьба бывает очень изменчивой и что воля Всемогущего Творца часто не совпадает с законами недолговечной земной справедливости. Он приказал срубить на пути христиан все плодовые деревья и засыпать все колодцы. Каждый день ожидая появления грозного Льва, он по несколько раз поднимался на башню, что возвышается над Цветочными воротами.
Но Лев так и не появился...
Сначала бароны пугали Ричарда тем, что по дороге не хватит воды и дело кончится новым Хаттином, а когда поняли, что невзгодами короля не напугать, то стали опять сокрушаться, что, взяв Иерусалим, придется бросить Святой Город едва не на следующий день, ведь в Англии у короля появились хлопоты куда поважнее крестового похода. Да и все заезжие крестоносцы сразу отправятся домой, оставив своего предводителя. Чего им тогда ждать? Паломничество по обету они совершили, до Гроба Господня дошли, славу добыли, а жариться под здешним солнцем - не в их силах. Что же касается земли, то они ее все равно не получат, поскольку земля принадлежит по праву потомкам тех франков, кто пришел в Палестину столетие назад. Не воевать же им со своими на радость сарацинам. Больше всех потеряет сам король: его поспешный уход из Святого Города будет воспринят всеми - и христианами, и сарацинами - не иначе, как великое поражение великого короля.
И вот до султана Юсуфа дошло известие, что Ричард снимает свой стан в Бейт-Нубе. В тот день султан впервые за две недели сел на коня. Он взял с собой полтысячи мамлюков и поспешил в сторону Эммауса. Там, с одного из высоких холмов, он смотрел, как христианское войско уходит на Запад. Я слышал, как султан шептал благодарственную молитву, но выражение у него на лице было таким, будто он обманут, но все еще не в силах поверить своим глазам.
Из Яффы Ричард прислал своего посла с новым предложением о перемирии. Он требовал признать свои завоевания в Палестине и допустить священников служить у Гроба Господня. Султан готов был согласиться, но, со своей стороны, настаивал на том, чтобы стены Аскалона были вновь разрушены, ведь эта крепость теперь опять становилась опасной скалой, нависшей над египетской дорогой, и в одной из пещер этой скалы вскоре наверняка завелся бы дух Рейнальда Шатильонского. Но Ричард не хотел дать Аскалон в обиду. Понять его можно было: стены Аскалона стали единственным зримым напоминанием союзникам и недругам о его пребывании на Святой Земле. Перемирие вновь не состоялось...