Саласюк От июня до июня
Шрифт:
Поезд остановился. Погудел. Тотчас из вагонов состава выскочило несколько командиров. Послышались крики, свистки.
– Это какая станция?
– Станция?
– Вокзал?
– Где мы?
– Рожанка? Я думал, мы уже в Лиде!
– Да, Рожанка.
– Вы кто?
– Дежурный по станции.
– Шкура, почему отцепляешь паровоз! Я тебя пристрелю сейчас! А ну обратно! До Лиды!
– Товарищ командир! В Лиде уже немцы.
– Какие немцы! Какие немцы! Паникер!
– Немцы! Немцы!
Из вагонов стали выскакивать
Капитан тоже выскочил из теплушки.
– Рота! Без паники! Слушай мою команду! Строиться выходи! Повзводно, в колонну четыре - становись! Равняйсь, смирно! Вольно! Как уже известно, в Лиде немцы. Мы пойдем на Минск через Новогрудок. Походной колонной. Напра-во! Шагом марш!
Дина и Софа остались на платформе, как были - в шинелях внакидку, с узелками в руках. Сначала Дина двинулась за ротой, но Софа ее остановила.
– Постой, Дина! Куда нам идти? До Слонима ближе, чем до Минска. В Слони- ме мои родители - чего нам еще искать, скажи, где нам может быть лучше?
– Везде, где нет немцев. Ты что, не понимаешь этого?
– Мне кажется, ты все преувеличиваешь. Они же, в конце концов, люди, если даже немцы и фашисты.
– А ты забыла, как они расстреливали нас из пулеметов? Это кто были - люди или фашисты? Дура ты. Можешь тащиться в свой Слоним, а я пойду с солдатами.
Дина побежала догонять роту, Софа за ней.
Шли всю ночь по карте. Командир решил, что люди в меру подремали в теплушке. На марше догоняли отдельные группы, которые присоединялись к роте. Под самое утро остановились. Авангард обнаружил впереди, на хуторе, ночную стоянку немцев. Предположительно их было немного. До взвода и на мотоциклах. Капитан решил с ходу ворваться на хутор и уничтожить врага. Сам пошел с первой ударной группой.
Дину и Софу трясла мелкая дрожь. Они понимали, что сейчас начнется бой, но что и как будет - не знали. Все бойцы ушли вперед, остались только они и почему- то еще несколько человек, взявших винтовки наизготовку. Долго было тихо. Небо светлело с каждой секундой. Запели жаворонки. Вдруг раздался одиночный выстрел, следом дружно затрещали винтовочки. Пару раз гавкнул «шмайсер», еще раздалось несколько вскриков, и все опять стихло. Софа закрыла лицо и уши руками и что-то шептала. Дина, наоборот, широко раскрыв глаза, неотрывно смотрела на хутор. После минутной тишины, настороженно недоверчивой, заговорили красноармейцы.
– Все? Все! Где еще спрятались? В сарае уже нет? А в хате?
Из хаты вывели офицера. Недоуменно растерянное, но все же высокомерное лицо.
Дина побежала к хутору. Увидела, как за ноги стягивают в одно место полуодетые трупы немецких солдат. Мотоциклы с пулеметами стояли тут же, во дворе. Молодой немецкий офицер дрожащими руками застегивал китель.
Красноармейцы с интересом рассматривали немца - первый раз видели живого так близко, но с еще большим интересом изучали мотоциклы марки «БМВ» с пулеметами на колясках.
–
Капитан поманил Дину к себе пальцем.
– Знаете немецкий?
– Так точно!
– по-военному ответила Дина. Военная лексика, краткость, четкость команд и ответов очень ей нравились. С удовольствием начиная овладевать профессиональным языком военных людей, она чувствовала, что именно этого всего, что составляет суть военного дела, ей не хватало в полученном прежде образовании, когда она обучалась в дорогих лицеях, гимназиях и у частных учителей.
– Спросите, - сказал капитан, указывая на немецкого офицера, - где, по его сведениям, уже могут находиться передовые немецкие подразделения?
Услышав вопрос, немец усмехнулся:
– Вчера победоносные немецкие войска находились под Минском, а сегодня они будут в самом Минске.
Капитал хмуро опустил голову. Помолчал.
– Спросите, где они сегодня должны пополнять запасы ГСМ и боепитания. Пусть покажет по своей карте.
– Капитан развернул карту, захваченную у немца.
Лейтенант еще раз усмехнулся. Снисходительно-презрительно.
– На этот и все последующие вопросы отвечать не буду. Мы - победители, а вы - побежденные. Трагедия нашего взвода - дело случая. А то, что вы пока живы, дело нескольких дней. Но если вы сейчас же сдадитесь мне в плен, то я походатайствую, чтоб вас направили в лагерь, а не расстреливали.
– И для Дины добавил отдельно: - А вы, фройлен с чертами женщины арийской расы. Как вы можете служить этим недочеловекам? Сознайтесь, ведь вы же немка!
– Я еврейка, а вас, сволочей, буду убивать, сколько хватит сил!
– яростно проговорила Дина, и у немца вытянулось лицо.
Из более чем двухсот человек нашлось всего пятеро более или менее умеющих управиться с мотоциклами. С остальных машин слили бензин, сняли пулеметы и бросили. Высокомерного арийского офицера пристрелили.
Пять машин со счастливыми, насколько это возможно было в такой обстановке, экипажами, при полном пулеметном вооружении помчались в авангарде. Самой счастливой среди этих пятнадцати мотоциклистов была Дина. Она сумела убедить капитана, что ее знание немецкого при разведывательных действиях мотогруппы может быть не менее полезным, чем пулемет.
– Кроме того, товарищ капитан, я умею стрелять.
– Она тут же, к изумлению офицера, извлекла из своего узелка немецкий парабеллум и, скроив на своем прелестном личике свирепое выражение, прицелилась и выстрелила три раза подряд в толстую старую липу, росшую во дворе хутора.
А потом сама бросилась к дереву отыскивать в его столетней коре следы своей «снайперской» стрельбы.
– Вот видите, видите, попала!
– отчаянно кричала она, тыкая пальчиком в какие-то выдолбы, появившиеся здесь, скорее всего, от рогов бодливых коров или бычков.