Салажонок
Шрифт:
И все-таки Ситников попал. По компасу, но больше по нюху и догадке, однако попал прямо. По обоим бортам одновременно вспенился прибой, и во вспышке молнии блеснули края мокрого волнореза.
– Лево руля!
– скомандовал Ситников. Малым ходом истребитель прошел к стенке, где стояла минная баржа. Стенка была пустой.
– Ушли!
– с берега крикнул портовый сторож.- С полчаса как ушли!
Ситников, молча развернув истребитель, вышел обратно.
Вода кипела и кружилась. Со всех сторон наступала темнота. Как в таком море найти корабли без огней? Разве что прямо на них вылезти.
– Плохие делишки, - вздохнул Скаржинский.
– Разговоры!
– осадил его Ситников. Разговаривать теперь не приходилось. Нужно было действовать. Немедленно действовать. С каждой минутой темнело, с каждой минутой сторожевики и баржа уходили все дальше.
Справа по носу закачался огонь. Это был дивизион. Он ждал. Ситников протер глаза и стиснул кулаки. Так легче было думать.
Их могло снести под ветер. Значит - влево. Ясно - влево, потому что справа был дивизион, а на него они не вышли.
– Лево двадцать.
– Есть лево двадцать!
– отозвался Скаржинский, перекладывая руль. Голос у него был новый, взволнованный и напряженный.
Васька вылез наверх. Волнение захватило и его. Он был сигнальщиком, ему надлежало смотреть, и он смотрел. Смотрел до рези в глазах, до одури, но видел только летящую воду наверху, внизу и со всех сторон.
Ситников опустил руки на телеграф, отзвенел "полный вперед" и повторил. Это значит: нажми сколько можно. Истребитель, рванувшись, врезался в волну. Теплые брызги смешались с холодным дождем и ударили в лицо.
– Прямо по носу!
– закричал Васька, отшатнувшись от близкого, смертельно близкого силуэта.
– Врежемся!
– Врешь, - спокойно ответил Ситников.
– Почудилось. Все равно не увидишь.
Плеснула короткая молния. Силуэт распался. Правильно: почудилось.
– Не увидишь, - шепотом повторил Васька и, неожиданно вцепившись в Ситникова, крикнул: - Как же?
Ответил резкий удар грома. Потом ударила и захлестнула волна. За ней налетел шквал.
Ситников осторожно сжал Васькино плечо:
– Держись, сынишка. На глаз не возьмем - вынюхаем.
Теперь истребитель с волны на волну летел широкой дугой. Огонь дивизиона остался позади. Где-то в темноте болтались потерянные суда. Их нужно было обойти с под-ветра.
– Нюхай, душа салажья, - говорил Ситников и сам внюхивался в ветер.
– Дым, понимаешь? Его дождем сбивает, сч внизу. Только б в их дым войти, а там ляжем на ветер.
Васька понял. Он стоял запрокинув голову, дрожа от волнения и холода, но запах был один - сырость. А бывают разные: холодный запах бензина и теплый, масленый от моторов. Самый сладкий - сырой запах котла со щами, но слаще его сейчас был дым. Просто дым.
И сразу же пахнуло дымом. Ваське показалось, что он бредит, но новая дымовая волна была резче и отчетливее.
– Дым!
– Дым, - не сразу подтвердил Ситников.
– Право на борт.., одерживай.,, так держать.., - и, когда истребитель лег на новый курс, добавил: - Ты некурящий, оттого и услышал первый.
Дым исчезал, но возвращался каждый раз гуще. Постепенно убавляя ход, "Смелый" вышел прямо на баржу. Перед ней смутно чернели сторожевики. Ситников взял мегафон:
– На головном!
– Есть!
– отозвался головной сторожевик.
– Куда ушли?
Сторожевик ответил не сразу и новым голосом:
– Говорит "Разин". Кто спрашивает? Васька вздрогнул:
– Безенцов!
– Без тебя знаю, - тихо сказал Ситников. Громко в мегафон: - Истребитель "Смелый", флаг коморси,- И снова тихо: - Пускай попрыгает.
Безенцов в самом деле заговорил по-другому:
– Есть, есть! Мы намотали на винт буксир. Сдрейфовали и потеряли место. Теперь все в порядке.
– Следовать за мной, - передал Ситников, и "Смелый" дал ход.
Впереди поблескивал огонь дивизиона. Дело было сделано, но Васька радости не ощущал. В его ушах звучал голос Безенцова, и наконец он не выдержал:
– Видел ведь огонь. Почему сам не пошел? Но Ситников не ответил.
– Почему, гад, винт замотал? Нарочно, может? Ситников тряхнул головой.
– Ступай спать. Суслов, Савшу - наверх, Столбова, Суомалайнена - в моторы! Сменим вахту.
В кубрике было темно и душно. За бортом журчала вода, мягко потряхивали работавшие малым ходом моторы. Васька лег, и все смятение, вся тревога вдруг оборвались. Не было даже снов - одна сплошная, теплая, мягкая чернота, но сразу же кто-то сдернул одеяло и закричал:
– Всех наверх! Постановка заграждения!
Слепило электричество, и голова кругом шла от мелькавших людей. Васька не мог поверить, что пора вставать, но Совчук сбросил его с койки.
Наверху была совершенная темнота, только восток начинал сереть. Дождь прекратился, и на небе крупными каплями висели низкие звезды.
– Чертов "Дон", - проговорил осипшим голосом коморси.
– Когда они потерялись?
– Час будет, - ответил Ситников.
– "Прочный" ходил искать, однако не нашел: будто провалились.
– Приготовиться к постановке, - из темноты впереди скомандовал начальник дивизиона.
– Что он делает?
– возмутился коморси.
– Товарищ Дудаков!
– Есть.
– Рано начинаете!
– Считаю свое место правильным.
– Без определения не ставить. Дождитесь света.
– Определился по маяку Хрони. Постановка на свету бесцельна - увидят... Прикажете сдать командование и следовать инкогнито?
Намек подействовал. Коморси опустил мегафон.
– Прыткий, черт... Откуда мне знать что Хрони горел? . Кстати его зажгли... А впрочем, зачем?