Салажонок
Шрифт:
– Сволочи!
– не выдержал Васька, но Шарапов сказал:
– Молчи!
Пулеметный замок, кажется, налаживался.
Теперь "Пашич" шел к "Советской России" - большому пароходу у внутренней стенки. Винтовочный огонь красных почти прекратился, пулемет белых тоже замолчал.
Боцман "Советской России" один и без оружия должен был отстоять свой корабль. Он бросился отдавать якорь, но чека цепного стопора не подавалась. Он молотил по ней случайно валявшейся на баке гимнастической гирей, а с "Пашича" по нему стреляли из винтовок.
Успеет выбить чеку, успеет отдать
Тогда заработал шараповский пулемет. Он пробежал по воде стремительной дугой пены. Он бил по борту, по надстройкам, по людям, и сразу же "Пашич" дал полный ход.
Три снаряда в упор всадили белые в "Советскую Россию". Их пулемет хлестал по всей стенке, они отстреливались из винтовок и револьверов. Это была бессильная ярость. Почти паника. У самых ворот "Падиич" стал кататься во все стороны - вероятно, ранило рулевого. Он чуть не выскочил на волнорез, но все-таки почти чудом попал в ворота, прошел и вывел за собой "Республиканца".
На этом бой был закончен. Шарапов откинулся от пулемета и не спеша выругался. "Республиканца" увели, Увели со всем барахлом. Васька вскочил:
– Это все Безенцов! Он, гад, знал! Я до него доберусь! я...
– Садись, салага, - тихо сказал Ситников.
– Зря орешь... дурень!
Он думал так же, как Васька.
Глава вторая
– Строить морскую силу не просто. Не просто, даже когда есть люди и пушки, хорошие корабли и времени сколько угодно. А еще трудней, когда людей не хватает, корабли не корабли, а одна смехота, а времени вовсе нет, потому что противник владеет морем и нападает когда захочет. Первого мая мы получили хороший урок: строй, да посматривай! Так вот, товарищи, мы будем посматривать, а флотилию все-таки построим.
В свободные минуты комиссар Семен Дымов объяснял подробно и вразумительно, но за работой был немногословен. Ходил по палубе "Разина", сутулый, с бледным лицом и негнувшейся правой ногой, и видел все, что его касалось. А касалось его решительно все.
Ваську и Шарапова он принял на корабль в тот же день, когда пришел сам, назавтра после увода "Республиканца". Безенцову прямо сказал, что думал о его поведении первого мая. Сказал и негромко шлепнул ладонью по столу.
Безенцов пожал плечами:
– Знаю, но иначе поступить не мог. Не повел бы их сам, пошли бы без меня. Такой номер, конечно, не повторится...
– Будьте спокойны, - ответил комиссар и вышел на верхнюю палубу.
Наверху шла приборка. Струя брандспойта разбивалась дождем на брезентовом обвесе мостика, на выставленной за борт шлюпке, на стеклах машинных люков. Щетки с песком терли палубу. Комиссар, уклоняясь от брызг, прошел в нос, где Васька чистил доверенный ему Шараповым пулемет левого борта.
– Смотри, салага, - сказал комиссар, - чтобы не было заеданий, когда он понадобится. Понятно?
– Есть!
– ответил Васька,
Он был вполне доволен жизнью: кормили его в меру и вовремя, койку отвели удобную, работу дали хорошую. Гранаты у него отобрали, но вместо них выдали полное обмундирование: рабочее и выходное. Самое маленькое - пятого роста и вдобавок ушитое любителем портняжного дела комендором Туркиным. А главное относились к нему отлично. Хвалили за бой первого мая и даже подарили матросский нож со свайкой и зажигалку, ему, впрочем, совершенно ненужную.
От всего этого он позабыл о своем партизанском свободолюбии, стал солиднее и, подражая Шарапову, приучился мыться и говорить короткими фразами. Сторожевик "Степан Разин" сделался для него центром вселенной, и к другим судам своего же дивизиона он стал относиться свысока. "Пролетарий" казался ему куцым и нескладным, а "Данай", даром что самый быстроходный, просто никуда не годился: труба облезлая, на палубе всякое барахло валяется, и командир усатый какой-то, вроде Мазганы. То ли дело "Степан Разин"!
Постепенно Васька начал восхищаться даже Безенцовым. Какой ни есть белоштанник, а командир самый настоящий - все дело насквозь видит. Его даже комиссар Дымов одобряет. Никогда против него не говорит.
Васька сильно верил Дымову и, конечно, не знал, что комиссарам в целях укрепления судовой дисциплины надлежит всемерно поддерживать авторитет комсостава. Он вполне искренно сожалел о прежних своих мыслях и поступках. Как его угораздило кричать на Безенцова?
– Так, - сказал Безенцов, и Васька вздрогнул. Безенцов подошел к его пулемету, внимательно со всех сторон его осмотрел и одобрил: - Хорошо надраил.
– Есть хорошо надраил!
– звонко ответил Васька, думая, что отвечает по положению. Командирская похвала была для него новостью. Он сиял.
– Работать умеешь, - сказал Безенцов.
– Только пулемет не для тебя. Будешь у меня вестовым.
– Есть, - обрадовался Васька, хотя и не понял.- А что делать?
– Прибираться в моей каюте, вещи чистить, на стол подавать. Дело простое.
Васька обомлел. Вестовой, оказывается, был чем-то вроде слуги.
– Лучше не надо, товарищ командир,- вдруг сказал он.
– То есть как так не надо? Не хочешь выполнять приказания?
Устав Красного Флота воспрещал командному составу пользоваться услугами военморов, - об этом Васька уже слыхал.
– Не могу я, товарищ командир. Я теперь военный моряк.
– Ты?
– удивился Безенцов.
– С каких это пор?
Васька потемнел. Вся его благоприобретенная солидность разом с него слетела. Все уважение к судовой дисциплине и личности командира пошло прахом. Левую руку он засунул за пояс, правую ногу демонстративно выставил вперед.
– Катись, пожалуй!
Тогда взорвался Безенцов. В противоположность Ваське он совершенно побелел и закричал тонким голосом, но сразу осекся. Его взял за плечо комиссар Дымов.
– Почему такое происшествие?
Безенцов с неожиданным спокойствием объяснил:
– Отказ выполнить приказание и, кроме того, хулиганство. Поскольку пулемет для мальчишки - слишком ответственное заведование, хотел мальчишку перевести в вестовые, на что имел все законные основания: он служит по вольному найму.