Салимов удел
Шрифт:
Пометив люк черным восковым карандашом, Джимми поднял сломанный замок.
— Пошли к следующей двери, — сказал он.
— Подождите, — сказал Марк. — Дайте, я вытащу одного наружу.
— Вытащишь?.. Зачем?
— Вдруг дневной свет их убьет, — объяснил мальчик. — И не придется делать это кольями.
Это обнадежило Джимми.
— Ага, ладно. Которого?
— Только не малыша, — немедленно сказал Марк. — Дядьку. Поймаете его за ногу.
— Хорошо, — согласился Джимми. Во рту пересохло. Он сглотнул, и в горле пискнуло.
То, что последовало, оказалось просто невыносимым. Стоило Рою Макдугаллу целиком оказаться на свету, он заворочался, как потревоженный во сне человек.
Рой перевернулся на живот и медленно, горбясь, пополз обратно. Руки, колени, лицо оставляли на мягком от дождя перегное канавки. Джимми заметил, что прерывистое дыхание по типу Чейн-Стокса, начавшееся, как только на тело упал свет, прекратилось, стоило Макдугаллу полностью оказаться в тени. Как и выделение влаги. Добравшись до своего прежнего лежбища, Макдугалл перевернулся и замер.
— Закройте, — задушенным голосом сказал Марк. — Пожалуйста, закройте.
Джимми затворил люк и, насколько удалось, приладил сбитый молотком замок на место. Перед глазами стояла картина: тело Макдугалла с трудом пробирается по сырым гнилым листьям, как сонная змея. Джимми казалось, что время, когда эта картина будет храниться у него на задворках памяти, никогда не наступит. Даже проживи он до ста лет.
Дрожа, они стояли под дождем и глядели друг на друга.
— К соседям? — спросил Марк.
— Да. По логике вещей, в первую очередь Макдугаллы должны были напасть на них.
Они перешли дорогу и на этот раз красноречивый запах гнили заполнил их ноздри еще во дворе. Под звонком была фамилия Ивенс. Джимми кивнул. Дэвид Ивенс с семьей. Дэвид работал механиком в автоотделе у Сирса, в Гэйтс-Фоллз. Пару лет назад Джимми лечил его, кажется, от кисты.
На сей раз звонок сработал, но никто не откликнулся. Миссис Ивенс они нашли в кровати. Двое ребятишек в одинаковых, разрисованных персонажами из «Винни-Пуха» пижамах, спали на койках в одной спальне. На поиски Дэвида Ивенса времени ушло больше. Он укрылся в неоконченной кладовке над небольшим гаражом.
Входную дверь и дверь гаража Джимми пометил кружками с крестом внутри.
— Неплохо, — сказал он. — Двое за двоих.
Марк застенчиво сказал:
— Можете две минутки подождать? Я бы вымыл руки.
— Конечно, — ответил Джимми. — Я и сам бы вымыл. Ивенсы не будут в претензии, если мы воспользуемся их ванной.
Они вошли в дом. Джимми уселся в гостиной, прикрыв глаза. Вскоре он услышал, как Марк пустил воду в ванной.
На затемненном экране глаз Джимми увидел секционный стол, увидел, как задрожала укрывающая тело Марджори Глик простыня, как из-под нее выпала рука и пальцы начали утонченный хрупкий танец в воздухе…
Он открыл глаза.
Ивенсы содержали свой вагончик лучше, чем Макдугаллы — он был более опрятным и ухоженным. Джимми никогда не встречал миссис Ивенс, но она, казалось, гордилась своим домом. Игрушки мертвых ребятишек аккуратной кучкой лежали в маленькой кладовке — вероятно, в оригинальной брошюрке торговцев подвижными домами это помещение именовалось «прачечной». Бедные дети. Джимми надеялся, что, когда они еще могли наслаждаться ясными днями и солнечным светом, игрушки их радовали. В кладовке
Джимми отвел было взгляд и вдруг, потрясенный, снова посмотрел на игрушки.
Синий мел.
Три затененных, висящих в ряд лампы.
В их ярком свете вокруг зеленого стола ходят, стряхивая с кончиков пальцев крупинки синего мела мужчины с киями…
— Марк! — крикнул Джимми, мигом выпрямляясь на стуле. — Марк!
И Марк, как был, без рубашки, бегом примчался узнать, в чем дело.
Около половины третьего Мэтта забежал повидать давнишний ученик (выпуск шестьдесят четвертого года, литература — отлично, сочинение — удовлетворительно). Он не оставил без внимания груды литературы по чародейству и поинтересовался, не пишет ли Мэтт диссертацию по оккультизму. Мэтт пытался припомнить, как же его зовут — Герберт или Хэролд.
Когда Герберт-Хэролд зашел в палату, Мэтт, читавший книгу под названием «Странные исчезновения», приветствовал такой перерыв. Он уже ждал телефонного звонка, хотя понимал, что смело войти в школу на Брок-стрит до трех часов его товарищам не удастся. Старому учителю отчаянно хотелось знать, что же случилось с отцом Каллахэном. А дневные часы убегали с тревожной быстротой, хотя Мэтт всегда слышал, что в больнице время течет медленно. Вот когда он, наконец, почувствовал себя стариком — медлительным и плохо соображающим.
Он начал рассказывать Герберту-Хэролду про вермонтский городок Момсон, чью историю только что читал и посчитал особенно занятной — Мэтту казалось, что, если она не грешит против истины, то может оказаться предвестницей судьбы Удела.
— Не осталось ни души, — рассказывал он Герберту-Хэролду, слушавшему с вежливой, но не слишком хорошо скрываемой скукой. — Обычный небольшой городок в глубинке, куда можно добраться по дороге N2, соединяющей два штата, и по вермонтской дороге N19. По переписи населения двадцатого года там проживало триста двенадцать душ. В августе 1923 года одна женщина в Нью-Йорке, два месяца не имея писем от сестры, встревожилась. Выехав туда, они с мужем первые осторожно сообщили эту историю в газеты, хотя я не сомневаюсь, что окрестные жители уже некоторое время знали об исчезновениях. Действительно, сестра с мужем исчезли вместе с прочими жителями Момсона. Все дома и сараи остались, в одном доме был накрыт к ужину стол. В свое время это происшествие стало сенсацией. Думаю, мне не хотелось бы провести ночь в Момсоне. Автор книги утверждает, что в соседних поселках рассказывают странные истории… духи, гоблины и все такое прочее. Несколько стоящих на отшибе сараев и до сего дня украшают знаки от сглаза и нарисованные краской большие кресты. Вот, смотри — тут снимок универмага, бензоколонки и продовольственного магазина — они считались в Момсоне центром города. Как ты полагаешь, что там произошло?
Герберт-Хэролд вежливо взглянул на фотографию. Городишко как городишко: несколько лавчонок да несколько домов. Некоторые грозили обрушиться — возможно, под тяжестью зимнего снега. В глубинке таких поселков пруд пруди. Во всех (за редкими исключениями) местные жители уматывают по домам в восемь и, проезжая через такой поселок, не поймешь: есть там кто живой, или нет. Конечно, старик рехнулся — в его-то возрасте! Герберт-Хэролд подумал о своей старой тетке — та в последние два года жизни пришла к убеждению, будто дочь убила ее любимца, длиннохвостого попугая, и скармливает ей бедняжку в котлетах. У стариков бывают странные идеи…