Салка Валка

Лакснесс Халлдор

— Как приятно на тебя смотреть, Тури. Тебе дела нет, что отец платит бешеные деньги твоим учителям. Ишь что выдумал. Вместо того чтобы учить уроки, ты мучаешь старого кота.

— Заткнись и убирайся отсюда, пока я не заехал тебе хорошенько, — огрызнулся мальчишка и продолжал свое дело.

Девушка фыркнула, вышла из комнаты.

Мать и дочь присели на диван. Сигурлина положила свои красные, опухшие руки на колени и устремила взгляд перед собой в одну точку, как будто собираясь фотографироваться, — так обычно ведут себя бедняки, попадая в дом богачей, — точно она дала обет не двинуть ни единым

мускулом. На фоне дорогой, красивой мебели эти жалкие женские фигуры казались щепками, выброшенными на берег, — до того их вид не соответствовал обстановке. Девочка, менее чем мать знакомая с жестокими законами общества и не представлявшая, в какую ловушку они попали, преспокойно осматривала комнату внимательным, открытым взглядом. Ей очень понравилась люстра, но прежде всего ее заинтересовали удивительные мимические упражнения наследника дома перед старым котом. Удивительно, до чего могло исказиться это красивое лицо с живыми глазами и нежной кожей; оно вытягивалось вкривь и вкось, от глаз оставались одни белки, рот так растягивался вширь, что в нем можно было легко сосчитать зубы и виден был язык. Наконец мальчишка приложил пальцы к щекам, оттянул веки, растянул ноздри и рот почти до ушей и издал оглушительный рев. Девочка вопросительно поглядела на мать, проверяя, как она относится к такому безобразию, но женщина продолжала сидеть, неподвижно устремив взгляд перед собой. Она призывала на помощь Иисуса. В конце концов девочка не выдержала и нарушила молчание, обратившись к мальчишке.

— Эй, мальчик, ты зачем дразнишь кота?

Мальчику даже не пришло в голову обратить внимание на присутствие таких гостей, поэтому он очень изумился и на какое-то время забыл про кота. Широко открыв глаза, он смотрел на девочку.

— Зачем? Мальчик? Да как ты смеешь обращаться ко мне? Заткнись.

— Сам заткнись, — оскорбленно ответила девочка, не задумываясь над тем, что дозволено в высоком обществе беднякам.

— Тсс, Салка! — предостерегла ее мать. — Разве можно так грубо разговаривать в чужом доме? Не вмешивайся в то, что тебя не касается.

Девочка обиделась, что ей приказывают молчать, когда она вовсе не виновата, поэтому она не собиралась слагать оружие.

— Он первый крикнул «заткнись», хотя я ничего обидного ему не сказала.

Мальчик еще несколько минут продолжал гримасничать, затем поднялся с кресла, стал посреди комнаты и в упор уставился на девочку, нисколько не скрывая своего пренебрежения.

— Вот как сейчас залеплю тебе! — сказал он спокойно.

— А ну попробуй, — не смутилась девочка.

— Собака!

— Сам ты собака.

Обмен ругательствами последовал с такой быстротой, что Сигурлина не успела вмешаться.

У мальчика от изумления слова застряли в горле. Первый раз в жизни он встретил себе равную по запасу ругательств. Он растерянно пробормотал:

— Ты не смеешь со мной так разговаривать!

Мать прикрыла девочке рот рукой, умоляя ее ради всего святого замолчать. Кот спрыгнул на пол, выгнул дугой спину и зевнул во всю пасть. Мальчик повернулся к Сигурлине и спросил:

— Тебе что здесь нужно?

— Мне нужно поговорить с хозяйкой, — ответила она робко.

Мальчик подошел к ним вплотную и, показав Салке кулак, продолжал:

— Вы откуда?

Девочка

молчала, мать же ответила, что они приехали с Севера.

— А я датчанин, — заявил мальчик.

— Вот как! — почтительно улыбнулась женщина.

— Ну да, датчанин, — подчеркнул мальчишка, поглядывая на девочку и всем видом показывая, что именно ей он бросает вызов.

Девочка продолжала молчать.

— Моя мама датчанка, и я три раза был в Дании. Я могу говорить по-датски.

Молчание.

— У меня есть лошадь, — сказал мальчик.

Наконец девочка взглянула на него и задержала взгляд на белоснежной коже и волнистых волосах, блестящих и ухоженных.

— Подумаешь! А мне наплевать.

Но ей было далеко не наплевать. В душе она завидовала ему.

— Клянусь, настоящая лошадь, ей три года. Можешь спросить у Гудды.

— Подумаешь! Это же просто жеребенок.

— Жеребенок? Сама ты жеребенок! Дура!

— От такого слышу.

— Ради бога, — вмешалась Сигурлина.

— А у меня есть тысяча крон, — не унимался мальчик.

— Тысяча крон? У тебя?

— Честное слово, я получил их за селедку.

— Ты, за селедку?

— Я рыбачил, ей-богу, спроси папу. Он прошлой осенью дал мне на неделю сети, и я заработал на этом тысячу крон.

— Ты сам ловил рыбу?

— Я два раза выходил в море, далеко-далеко, мы чуть не попали за границу. Я сидел со шкипером в машинном отделении.

— Я тебя спрашиваю, ты сам ловил рыбу сетью?

— Вот балда!

— От балды слышу!

— Ты небось думаешь, что тот, кто владеет сетями, сам ловит рыбу? Вот тупица. Конечно, на меня работали рыбаки. Я был главным. Мой папа никогда сам не ловит рыбу, а ему принадлежат все лодки и вся рыба в фьорде. Шкипер угощал меня сигаретами.

— Тебя? Такого маленького! И тебе не стыдно?

— Подумаешь, я умею курить.

Девочка оторопело посмотрела на мальчишку. Никогда в жизни ей не приходилось встречать такого хвастуна.

— Я часто курю. Я даже вчера курил.

— Разве можно курить таким маленьким?

— Маленьким? Да я больше тебя. Сколько тебе лет?

— Исполнилось одиннадцать.

— А мне скоро будет двенадцать.

— Так я тебе и поверила!

— Да я ростом с тебя.

— Для двенадцати ты маленький.

— Ну, давай померимся, если ты не боишься.

Девочка подошла к мальчику, и, прислонившись спиной к спине, они стали мериться. Мальчик поднялся на носки и оказался на несколько сантиметров выше девочки.

— Ты стоишь на носках.

— Врешь, — возразил мальчик, вытягиваясь еще выше. Тогда девочка тоже встала на носки и оказалась выше мальчика.

— Дура, мне только шесть лет. Выходит, я в два раза больше тебя.

— Шесть лет? — изумилась девочка. — И ты был главным в лодке и даже куришь? Так я тебе и поверила!

— Давай, закурим. Посмотрим, кто выкурит больше.

— И ты думаешь, я соглашусь взять в рот эту гадость? Курят только самые плохие дети.

— Конечно, тебя затошнит от одной сигареты.

— Нисколько.

— Я знаешь сколько могу выкурить! А ты и понюхать-то побоишься.

— Я? А ну, давай сюда сигареты!

— Что ты, — сказала Сигурлина. — Он хороший мальчик. Пусть делает, что ему хочется. Ты не должна вмешиваться.