Салка Валка
Шрифт:
Глава 16
И опять Салка Валка оказалась ночным гостем в Осейри у Аксларфьорда. На этот раз она нашла себе пристанище в приличном доме одного из членов союза рыбаков. Рыбак и его жена отвели девушке маленькую каморку на чердаке, под покатой крышей. Салка ничего не рассказала о случившемся и только коротко сообщила, что не будет больше жить в Марарбуде. Она попросила хозяев оставить ее одну, закрыла за собой дверь, вытащила из мешка одеяло и легла, натянув его на себя. С моря дул холодный ветер со снегом, и хотя мороза не было, было холодно. Девушку била дрожь, она плотнее закутывалась в одеяло. Сон не шел.
У
Она встала среди зимней ночи растрепанная и помятая, ей не пришлось одеваться — ложась спать, она с себя ничего не снимала. Не умываясь и не причесываясь, она обмотала шею шерстяным шарфом, облизала царапины на руках, как собака после драки, и вышла из дома. У нее было такое чувство, будто она умерла и попала в другой мир.
Действительно, никогда она не была так бедна, как сейчас. Она будто только сейчас прибыла в незнакомое место. Странное чувство испытываешь, когда, выйдя из чужого дома, оглянешься вокруг. Все так изменилось: дома и улицы расположены по-иному, гора переместилась в другую сторону, звезды на небосводе заиграли новую, незнакомую мелодию. Они такие крошечные между огромными грозовыми облаками. «Что ждет меня в новом месте?» — думала Салка, как человек, покинувший свои родные места и проснувшийся в чужом краю. Для нее начиналась новая жизнь.
Девушка была одна-одинешенька на улице в этот час. Только кое-где в окошках светился огонек. Должно быть, сонные хозяйки уже вскакивали, чтобы приготовить кофе. Но, к счастью, большинство еще не открыло глаза навстречу нужде, терзающей это маленькое местечко. Девушка направилась к Лаугеири — так называлась часть поселка, расположенная на пологом берегу к западу от пристани. Это была окраина Осейри. Салка остановилась у дома, вытянутого в длину, как пенал. Должно быть, его достраивали по мере того, как росли ноги у старших мальчишек. Это был один из лучших домов в Лаугеири. Его называли флейтой, потому что ветры свободно гуляли в нем, издавая самые разнообразные и удивительные звуки. Дом еще спал; сладко спится в зловонном запахе, идущем с берега. Салка долго стояла около дома, точно девушка из саг, и смотрела на рассвет, занимавшийся над ее новой жизнью, холодный и грустный под глыбами туч. Нет ничего более унылого и гнетущего, чем подобные рассветы, серые, холодные, даже холоднее, чем в сильный мороз. И не может быть картины печальнее, тоскливее, чем девушка, одиноко стоящая перед домом странного вида. Растрепанная, с непокрытой головой, шея небрежно обмотана шерстяным шарфом, руки в ссадинах. Дрожа от холода, подурневшая после бессонной ночи, она стоит, устремив взгляд перед собой, а кругом все спит.
Наконец она подошла к двери, подняла щеколду и вошла в захламленную крошечную прихожую, пропитанную запахом рыбы, ворвани, льняного масла.
— Кого там дьявол принес? — спросил сонный мужской голос. Слышно было, как кто-то спрыгнул с койки и затопал по полу, затем дверь распахнулась, и на пороге появился молодой парень в шерстяном белье.
— Доброе утро! — сказала Салка.
— Кто это?
— Девушка.
— О, это ты, Салка? Ты опоздала. Мы уже нанялись и отправляемся на Восток.
— Я не собираюсь вас нанимать. Я только хотела спросить, нет ли здесь Али.
— Али? На что он тебе понадобился?
— Мне нужно сказать ему кое-что.
Парень, не скрывая удивления, указал ей на койку в глубине комнаты, у окна. Койки стояли рядами вдоль стен. Над ними было еще два верхних яруса. Сонные парни выглядывали из-под одеял: как раз сейчас, на рассвете, им снятся женщины.
— Али, к тебе пришла девушка, — объявил парень, открывший Салке дверь, и нырнул опять в постель. А тот, другой, которого разбудили, приподнялся на локте и сонным голосом спросил, в чем дело. Тому, кто читает допоздна, очень трудно проснуться рано поутру.
Перед кроватью на маленькой скамейке была свалена в кучу его одежда; в стороне стояла керосиновая лампа и лежала толстая иностранная книга — не менее тысячи страниц. Он на ощупь отыскал спички и зажег лампу. Стекло было треснутым и черным от копоти, фитиль почти весь сгорел и едва доставал до керосина. Теперь они смогли увидеть друг друга в неромантическом полумраке этого утра.
— Здравствуй, Арнальдур, — сказала девушка и протянула ему озябшую руку.
— Что ты бродишь среди ночи? — В разрезе несвежей сорочки проглядывала грудь, белая, худая, — но в этой груди билось сердце для всего человечества.
— Я сейчас уйду, — сказала она невыразительно, рассеянно, словно мысли ее бродили где-то далеко-далеко. Но вот удивительно: ее холодная рука, казалось, готова была навсегда остаться в его теплой руке, безвольная, податливая. Наконец он выпустил ее руку, и она безжизненно упала.
Он посмотрел на девушку, стоявшую у его постели.
— Видишь, здесь негде даже присесть, разве что на край кровати.
Она без слов села возле него. Вначале она сидела, положив руки на колени, затем наклонила голову и закусила губы.
— Тебе не холодно здесь? — спросила она. — У тебя такая тонкая сорочка и одеяло плохое.
— Уж не собираешься ли ты пригласить меня под свои пуховики в Марарбуд? — спросил он.
— Нет, — ответила она просто, не краснея и не смущаясь. — У меня нет больше дома.
— Ты продала его?
— Нет.
— Что же случилось?
— Не понимаю, почему ты ни разу не зашел ко мне с тех пор, как приехал?
Он удивленно посмотрел на нее.
— Ты, наверно, обнаружил, что камень на кольце был простой стекляшкой. Но я не имела представления об этом. Я думала, оно ценное. Это была единственная ценность, которую я имела, иначе я не дала бы его тебе. Мне жаль, что так получилось.
— Вот как! Так это была подделка? А я внес его в фонд бастующих прошлой зимой, когда мы собирали деньги для рыбаков на Юге. Но, отвечая на твой первый вопрос, дорогая Салка, хочу тебе сказать, что не в моей привычке навещать девиц, когда их возлюбленные возвращаются из-за границы после длительного отсутствия. Я знаю, у них в эту пору есть другие заботы.
— Перестань, Арнальдур, — сказала она слабым голосом и смущенно потупила взор. Никогда в жизни она не разговаривала с людьми так покорно.