Сальмонельщики с планеты Порно
Шрифт:
Не в силах сдерживаться, подавить в себе злость, замешательство, нетерпимость, я пнул ногой котацу и вскочил.
— Чёртова дура! Идиотка конченая! — орал я во всю глотку, во весь рот, так, что он чуть не порвался. — Что значит «счастлива»? Ты же понятия не имеешь, что такое счастье! Теперь я понимаю, почему баб коровами называют! Счастлива, когда всем довольна! И ты себя человеком считаешь?! Это называется жизнь?! Пропади ты пропадом! Пропадом!! Пропадом!!!
Я набросился на неё, стал изо всех сил пинать ногами. Жена потеряла равновесие, повалилась на линолеум в кухне и заелозила по полу в нервном припадке,
— Дорого-го-гой! Прости меня! Прости!
— За что простить?! Ты даже не знаешь, отчего я психанул! За что прощения просишь?!
Злость во мне закипела ещё сильнее, я схватил жену за волосы и отхлестал по щекам. Врезал раз десять.
Перепуганные мамаша и Сигэнобу выскочили из своей комнаты, рухнули на пол по обе стороны от жены и запричитали, прося у меня прощения.
Я, как обычно, удалился в спальню взбешённый, бросился на кровать и натянул на голову простыню.
Со мной такие вспышки случались в среднем раз в месяц. Семейка моя никак не могла взять в толк, с чего я на всех кидаюсь. Для них это что-то вроде стихийного бедствия. Но уже на следующий день всё забывалось, и они снова лезли ко мне со своим тошнотворным счастьем. Счастьем, при котором время от времени возникают мелкие недоразумения, вспыхивают пустячные ссоры, но все тут же прикидываются, что всё в порядке. Заурядным узколобым счастьицем — таким лживым, что оно высасывало из меня всю энергию, таким тёплым и мягким, что блевать хочется.
На следующий день, после обеда, я зашёл в банк недалеко от нашего офиса положить зарплату на счёт и оформить кредит на телевизор. В банке, пользуясь обеденным перерывом, толпились такие же, как я, конторские люди вперемежку с торговцами с находившейся по соседству торговой улицы. Поняв, что застрял надолго, я устроился на банкетке у окна.
Я сидел, курил и ждал, когда меня вызовут. Напротив уселась молодая особа — с виду домохозяйка. Костлявая, с раскосыми щёлками вместо глаз. С ней был мальчик, примерно тех же лет, что Сигэнобу, который всю дорогу вертелся, будто ему шило в одно место вставили. Он тут же принялся колотить по пепельницам, стоявшим на металлических подставках, раскидывать рекламные листки и брошюрки.
— Перестань! — кричала на него мамаша. — Что ты делаешь?! Хватит, я сказала! Что ты такой непослушный! Посиди спокойно! Ну куда ты опять?!
Не обращая внимания на её непрерывные причитания, мальчишка продолжал шататься по залу, пока в конце концов не опрокинул стеллаж с рекламками. — Ёсикадзу!!!
Вскочив, мамаша схватила за ножку латунную пепельницу и, описывая ею круги над головой, треснула своё чадо по черепу.
Неприятный тупой звук, как от удара колотушкой по деревянному столбу, отозвался у меня в животе. Мальчишка сжался и повалился на пол, глаза его закатились. Мамаша как одержимая продолжала колотить его пепельницей по голове. Он растянулся на животе, но лицо было повёрнуто в мою сторону. Из носа полезла что-то белое. Широко открытый рот тоже был заполнен белой массой. Мамаша вышибла из собственного сына мозги. Его пальцы конвульсивно дрогнули и вяло вытянулись. Женщина с отсутствующим выражением на лице, нетвёрдой походкой вышла из банка, оставив на полу тело мальчика. А под высоким потолком зала ещё раздавались отзвуки только что разыгравшейся сцены.
Два или три человека, и я в том числе, медленно поднялись со своих мест. Оглядев окружающих, средних лет мужчина в деловом костюме подошёл к охраннику и что-то шепнул ему. Охранник с серьёзным видом кивнул и, подойдя к телу, заглянул в лицо мальчика. Потом подошёл к телефону, снял трубку и спокойно стал крутить диск.
Наконец появилась полиция. Опросив несколько человек, они обратились ко мне:
— Вы всё видели? С самого начала?
— Да, — ответил я.
— Вы уверены, что это мать ребёнка? Женщина, которая его убила?
— Да, думаю, так.
— А почему она это сделала, как вы считаете?
Ответа у меня не было. Откуда я мог знать? Зато я тут же представил заголовок в вечерней газете:
Полоумная мать забила насмерть
своего ребёнка на глазах у посетителей банка
Однако пока она не схватилась за пепельницу, не было никаких признаков, что она полоумная. И хотя в банке было полно народа, я бы не сказал, что всё случилось «на глазах». Уверен: кто прочитает заметку об этом происшествии, ни за что не воспримет увиденную мной сюрреалистическую сцену, как я, — с той же чёткостью и ясностью.
Все, кто был в банке, вообще-то довольно равнодушно отнеслись к случившемуся. И я подумал: неужели все происшествия, о которых мы читаем в газетах, описываются так же — с проходным беспокойством, близким к безразличию? Конечно, так поддерживается порядок. С этим не поспоришь. Ну а как быть, если в самом деле происходит нечто ужасное? Или случай в банке был лишь прологом к чему-то?
«Почему ты просто сидел и смотрел? — спрашивал я себя и тут же возражал: — Нет, равнодушие здесь ни при чём». Просто у меня ноги подкосились. Я не такой, как другие. Совершенно не такой.
Через некоторое время подобные несуразные происшествия участились. Это можно было уяснить из газет, которые, как водится, удовлетворялись равнодушной озабоченностью и самодовольным витийством.
Медсестра-истеричка подожгла больницу —
шестьдесят девять пациентов психиатрического
отделения сгорели заживо
Психически неуравновешенный служащий
нападает на улице на прохожих средь бела дня
Большинство людей, совершивших эти безосновательные убийства, преподносились как «истерики» или «психически неуравновешенные». Когда эти определения не подходили случаю, причиной называли «потерю самообладания» или «вспыльчивый характер», то есть такие психические состояния, которые в какой-то мере можно приписать кому угодно. Но достаточно пошире открыть глаза, чтобы понять: для этих эпизодов такие примитивные объяснения не подходят.
Тем временем наше показное семейное счастье катило по накатанной колее. Мне подняли зарплату до 320 тысяч в месяц, что только подкрепило это притворное благополучие.