Сальмонельщики с планеты Порно
Шрифт:
— Гр-р-р…
— Ну всё!..
Мы рванули со всех ног. Было чувство, будто за нами гонится само возмездие, горящее желанием наказать нас за то, что мы подсматривали за пиром в Вальпургиеву ночь. Нам казалось, что мы уже мертвы. Бежали, не разбирая направления, задыхаясь и хрипя, с единственной мыслью — вот сейчас я остановлюсь или упаду, какой-нибудь из этих монстров налетит сзади и засадит в меня свой красно-чёрный член. В тот самый момент, когда сердце уже было готово выскочить из груди, Могамигава рухнул на землю как подкошенный, Ёхати повалился на него, а я приземлился на Ёхати.
— Ва-а-а-а!!! — Подумав, что его настигли чудовища, Могамигава вскочил, как помешанный в предсмертной муке, и, замахав руками, бросился было дальше, но чуть не налетел на чесоточное дерево и завыл: — У-у-у! О-о-о! — Ничего вразумительного он вымолвить не мог.
Один из тапиро-кабанов с ходу угодил в объятия обвившей чесоточное дерево висячей ползучки и отдал концы. В считанные секунды его морда стала разлагаться, вытекли глаза. Каждый из нас содрогнулся при виде этой ужасной агонии, ноги подкосились, и мы все втроём опустились на землю.
— Странно! — Немного успокоившись, я снова обрёл дар речи и, наклонив голову, указал на труп тапиро-кабана, — Висячая колючка впивается в жертву только в самом начале, потом хватка ослабевает. Такой крупный зверь должен был вырваться. Тем более это самец. Если он выпустил свой белок — толку от него никакого. Колючка тут же бы вернулась в расслабленное состояние.
— А вдруг он сам ей сдался? — встрял в разговор Ёхати. — Может, у него так засвербело в одном месте из-за этого чесоточного дерева, а потрахаться не с кем? Он и решил о колючку потереться. А уж тут только начни… Она его раз за разом… Силы все вышли, он и околел. Вот как, по-моему, дело было.
— Хм-м. А ведь в этом что-то есть, — Я пристально посмотрел на Ёхати. — И почему ты так подумал?
— Ну как?.. — рассмеялся он, — Меня самого сейчас так разбирает от этого дерева. Я уж начинаю думать, не завернуться ли разок в колючку!
— Ты же кончил уже раз семь или восемь и теперь опять?!. — скривился Могамигава. — Ну и тип!
— Очень может быть, что из-за чесоточного дерева все животные в этих джунглях, не говоря уже о тех, что мы сейчас видели, возбуждены, — проговорил я, поднимаясь с земли и кивая Могамигаве, — Здесь у них вроде публичного дома. Надо уносить отсюда ноги, да поскорее!
Удирая сломя голову, мы отклонились от прямого маршрута через джунгли. Я снова встал во главе отряда с компасом в руке.
Мы уходили всё дальше на запад и наткнулись на носатую сирену, у которой начались роды. Очень крупная самка залегла в корнях папоротниковой пальмы и тужилась, широко раскинув лапы. Из утробы матери уже показались выпачканные кровью голова и верхняя часть тела детёныша.
Остановившись, Могамигава наклонился и шепнул мне на ухо:
— Похоже, мы на звериной тропе. Чего ей вздумалось здесь рожать, на самом проходе? Здесь же не её логово.
— У неё нет природных врагов, — ответил я, — Лучше посмотрите, какая голова у детёныша! Не очень-то он похож на носатую сирену. Скорее это помесь сирены и той зверюги вроде медведя, которую мы видели.
— Никак не разродится.
— Да. Детёныш слишком большой. Мать может умереть, — кивнул я. — У неё сильное кровотечение.
— Но тогда и детёныш погибнет. Без материнского молока. А больше его никто кормить не будет — он же гибрид.
— Всё правильно. — Потянувшись, я внимательно осмотрел детёныша и обернулся к Могамигаве, — Не он первый, не он последний. Такие, наверное, постоянно рождаются и умирают в этих джунглях. Жалко их! Ладно, идём дальше. Скоро стемнеет.
— Минутку! — Могамигава положил ладонь мне на грудь, останавливая меня. — Смотрите-ка!
С дерева, под которым лежала умирающая носатая сирена, на паутине, тянущейся из зада, быстро спускался паук-нянька. Что он собирается делать? Мы стали внимательно наблюдать.
Несмотря на принадлежность к млекопитающим, паук-нянька, похоже, имел в задней части тела несколько нитевыделяющих желёз. Нитей, если приглядеться, было несколько — одна нить веса паука не выдержала бы. Вероятно, они получались из вырабатывавшейся железами слизи, которая мгновенно загустевала при соприкосновении с воздухом. Спустившись на носатую сирену, паук упёрся в неё четырьмя лапами, как бы обнюхал всё вокруг и подполз к только что выбравшемуся на свет гибриду.
Неожиданно он затолкал перепачканного кровью детёныша в рот и встал на задние лапы. Затем передними конечностями принялся словно зачерпывать нити, по-прежнему выделявшиеся из желёз в заду, и ловкими движениями стал обматывать ими детёныша, которого держал во рту.
— Хочет сожрать его потом, — возбуждённо пробормотал Могамигава.
— Он не должен быть плотоядным, — шепнул я в ответ, — Мне кажется, мы сейчас поймём, почему его называют нянькой. Давайте ещё посмотрим.
Два солнца покатились к закату, пробивавшаяся сквозь густую завесу растительности косая полоска оранжевых лучей ярко осветила занятого непонятным делом паука.
Когда я сообразил, что он творит, у меня отвисла челюсть.
— Реликтовый кокон! Они обматывают детёнышей-гибридов нитями и зачем-то развешивают эти коконы на деревьях. Почему я не начал их изучать раньше?! Столько можно было бы узнать! А я решил отложить на потом, всё равно не ясно, к какому виду они относятся. Вместо этого занялся образом жизни животных, что оказались под рукой.
— Да-а, тут вы дали маху, — согласился Могамигава.
Не теряя времени даром, паук запеленал детёныша получилось нечто вроде груши, — оставив единственное отверстие в верхней части, видимо, чтобы проходил воздух. Потом подхватил несколько нитей, тянувшихся из узкого места кокона, и, закинув их себе за спину — вылитый Дайкокутэн [24] с мешком, — стал карабкаться на ближайшее дерево.
— Если он не станет его есть — значит, их так выращивают, — сказал я, когда мы двинулись дальше, — Заворачивая детёныша в кокон, паук как бы снова помещает его в материнскую утробу. И он там сидит, пока не подрастёт. Теперь понятно, почему этих пауков называют няньками.
24
Бог богатства и торговли — один из семи богов счастья в японской мифологии. Часто изображается с мешком за спиной.