Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru
Шрифт:
Чему только не удивишься в засоренном эфире. Нередки и такие сообщения. Они заставляют глушить двигатель посреди стремительной реки и нестись вниз, чертыхаясь и чистя фильтр от набившейся в него грязи.
Если же Федор забывал вдруг в машине сотовый телефон - мне тоже выпадала возможность попачкать эфир. Он и не догадывался, как удачно я модифицировал его трубку. Я не стыжусь говорить то, что мне кажется правдой на данный момент, но, по прошествии всего лишь нескольких минут, эта правда может показаться мне именно тем, чем пачкают эфир. Последний раз, например, я вылезал из своей скорлупы, чтобы сказать пару слов в защиту Майка Тайсона, который откусил всего кусочек уха в чем не повинному Эвандеру Холлифилду. Я утверждал тогда, что действительным творцом этого события был Бастер Дуглас. Несколько лет назад этот Бастер выбил из тела Майка его дух серией мощнейших ударов в голову. Последний удар крюком слева сделал свое дело. Прекрасно вылепленное и ужасно
Но я редко вылезал с высказываниями, предпочитая слушать и размышлять. Бывало о чем поразмышлять. Например, следующая, несущаяся куда-то фраза: "Добро - это то, что все приемлет. Зло - это то, что все не приемлет". Можно сказать и наоборот. Ничего от этого не изменится. Только все будет наоборот. Здесь ключевым является слово "все". Я всегда цепляюсь к словам, подчеркивая их абсурдность и множественность. С одной стороны, они инструменты, изобретенные людьми для своей пользы. С другой стороны, слова - самодостаточные сущности, способные изменять даже саму эту пользу, поскольку она, как и все остальное человеческое, не может вне слов существовать.
Сказав слово, мы обозначаем предел, очерченный всеми его определениями. Слова Добро и Зло, имеющие бесконечное множество определений, по идее, предела иметь не должны. Так же как слова Все и Ничто. Встает вопрос о бесполезности их использования. Вновь и вновь рыцари этики ломают копья на турнирах. Но польза - прекрасная дама их сердца - все так же холодна и печальна. Изредка, разве что, она улыбнется и махнет платочком кому-то слишком уж горячему, зная, что долго он не проживет. Но большинство этих мрачных мужчин готово бескорыстно умереть ради нее нищими и безвестными.
И все-таки польза есть. Она заключена в самом звучании этих беспредельных слов. Говоря Добро мы определяем и Зло. И границы между ними размыты. Но каждая из противоположных сторон крепит внешние границы пространств, заключенных между ними. Слуги Добра, приемля все, могут дойти до границы Зла, и там им может понравиться. Слуги Зла, не приемля все, могут уничтожать его до самых границ Добра, сделав тем самым доброе дело, если оно приемлемо. Но выйти за границы друг друга ни те, ни другие не смогут. Здесь их предел. В самом звучании. Говоря, мы творим, и творим что-то определенно конкретное. И - дай нам Бог. Это его эфир. Его звучание. Оно не слышимо ухом. Но чем его еще назвать? Приставки Инфра и Ультра бессильны. Может быть только Благо... Благозвучие. Подойдет, о госпожа?
Я готовился к турнирам в основном перед зеркалом. Я не любил ринг. Но иначе не проживешь. Приходилось убеждать свою госпожу. Бой с тенью может показаться самым легким. Но именно он дает возможность смотреть противнику прямо в глаза. Мысли князя Кропоткина видятся совсем по-другому, когда лежишь на сером твердом шершавом асфальте, истекая кровью. Иначе, чем с ринга мирового чемпионата, иначе чем из кресла у экрана или табуретки у репродуктора. Особенно, если над тобой стоят при этом человек шесть чеченцев, один из них - рыжий, а в руке у него нож. Если ты отвел взгляд ты изрезан. Вот и впускаешь в себя самого сильного из духов, постоянно бьющихся над тобой в такие секунды. Ты еще не пришел в себя. Там, в тебе, еще пусто и пахнет трупом. И ты, тупой и медленный, еле ворочаешь языком, пытаясь вытолкнуть застрявший где-то в глубине сгусток крови. А он уже вошел и управляет светом твоих глаз. И этот свет спасает тебя. Они зовут себя волками, но они
ЖИЗНЬ ЛЕТИТ, КАК ШОССЕ ОТ ЛЮБВИ ДО ЛЮБВИ. ПОЛПЛАНЕТЫ В РОСЕ, ПОЛПЛАНЕТЫ В КРОВИ. ТАЮТ УГЛИ В ЗОЛЕ КАК ОГАРОК СВЕЧИ. ПОЛПЛАНЕТЫ В ЗАРЕ, ПОЛПЛАНЕТЫ В НОЧИ. Я КИДАЮСЬ К МЕЧТЕ, А ДОГНАТЬ НЕ МОГУ. ПОЛПЛАНЕТЫ В ДОЖДЕ, ПОЛПЛАНЕТЫ В СНЕГУ. Я ЗА ОТБЛЕСК В ОКНЕ БЛАГОДАРЕН СУДЬБЕ. ПОЛПЛАНЕТЫ ВО МНЕ, ОСТАЛЬНОЕ В ТЕБЕ...
Lolita <lolita_o@yahoo.com>
* * * * * В глубине кабака На стуле с поломанной спинкой В беспристрастьи немом Словно сил больше нет говорить Он сбивает щелчком с рукава Незаметную в общем пылинку И пытается петь то что в обществе принято пить Он такой как всегда Беспокойный и чем-то встревоженный Как портрет на стене Оживший движением глаз Он играет для вас Своим жестом и спущенной кожей Он сегодня готов принять смерть и молиться за Васї Но молчит тишина В липком дыме не движутся звуки В беспокойстве горит Позабытая кем-то свеча И не важно кто пел И не важно чьи то были руки Что коснулись его уходящего в сумрак плеча Тихим рокотом струн Тихим звоном пустого бокала Тишиной оскорбив Тишиной озарив небосвод Непристойная капля С губ на землю упала И в тиши раскололся беспечности бешеной плод Под ненужный концерт Под никчемные рукоплескания В синеву облаков До солнца, до теплых времен Недопетую песню Воткнет в темноту на прощание И повяжет кашне и взойдет на небесный перронї Смерть героя - укор Тем кто выглядит зрителем Люди в черном проворно Со сцены уносят тела Но недопитый портвейн Не рассказанное событие Гулким эхом отторгнут свой покой от стекла. Антик <antyk@mailexcite.com>
Оscar Wilde Symphony in Yellow An omnibus across the bridge Crawls like a yellow butterfly, And, here and there, a passer-by Shows like a little restless midge. Big barges full of yellow hay Are moved against the shadowy wharf, And, like a yellow silken scarf, The thick fog hangs along the quay. The yellow leaves begin to fade And flutter from the Temple elms, And at my feet the pale green Thames Lies like a rod of rippled jade.
Желтым-желто Пресмыкается карета к мосту, Как желтaя бабочкa к кочке, А здесь и там, прохожих точки Клубятся роем мошек на ветру. Большие баржи с желтым сеном Уткнулись тихо в тень причала, И шелковисто-желтый шарф тумана, Шатался по набережной гуртом. Листья желтые стали исчезать И по ветру порхать, расставаясь с вязами Темпла, А у ног моих лежит зеленая удочка---Темза, Как жезл, обреченный вечно сиять.
Enigma
Вы, конечно, будете смеяться, но я вот тут обнаружил, что некоторое время назад как раз упражнялся в переводе вывешенного у вас ст-ия Эдгара По. Edgar Poe I heed not that my earthly lot Hath -- little of Earth in it -That years of love have been forgot In the hatred of a minute: -I mourn not that the desolate Are happier, sweet, than I, But that you sorrow for my fate Who am a passer by. К *** Стерплю, что жил я меж людьми, Людского счастья не зная, И что сгубила годы любви Минута гнева шальная, И что веселее любой изгой Меня, - но нестерпимо: Ты плачешь над моей судьбой, А я - шагаю мимо. /предыдущий вариант/ Пускай в моей судьбе земной Земных утех так мало, И пусть минуты довольно одной, Чтоб любви многолетней не стало, Не то беда, что смертник в тюрьме Меня счастливей, а то, Что ты вот плачешь обо мне, А я тебе никто.
Дмитрий Кузьмин<info@vavilon.ru>
Ну ладно, я тоже переводчиком работала - давно правда. Мне это вот больше нравится, чем желтое: To my wife I can write no stately poem As a prelude to my lay; From a poet to a poem I would dare to say. Как трудно дельно написать, когда пора идти в кровать. Ну - не приходит тема... Да ты сама - поэма For if of these fallen petals One to you seem fair, Love will waft it till it settles On your hair. Пух одуванчика кружится, Он тоже одинок На волосы твои ложится, А я - у ног. And when wind and winter harden All the loveless land, It will whisper of the garden, You will understand. Когда зима закроет двери для чувств, для снов, Шептать он будет про потери и про любов...
Оля <olgai@andrew.cmu.edu>
Тебе молчания и стен довольно. Сгорают в пепельнице мысли о себе. Я рядом. Жду, что сделаешь мне больно, без спроса наследишь в моей судьбе. Мне страшно только оттого, что дышишь прерывисто. В лес ночью тянешь пустоту. И после долго ничего не слышишь, Разглядывая на плече тату. На линии судьбы вновь нарисуешь иголкой участь, выжимая злую тишь. И ты меня не знаешь, но смакуешь. А разделяет нас полжизни лишь. viveur
опять тебе :-) ...и мне он нужен, листик мяты, с печатью рока в сетке линий, согретый кожей и измятый, хранящий память исполина... Моя ладонь ему наивно споет про синий бархат сказки. Он ей кантатой заунывной изорванной ответит. Ласки они хотели оба рьяно. Сплели на миг свои узоры, из "ничего" вдруг стали пьяны, в ресницах пряча свои взоры... Но тут , откуда ни возьмись, звеня и с хохотом пустым, осколок счастья появился. И обмокнув их в сладкий дым, на их поверхностях душистых размашисто и по-хозяйски чисто нацарапал : " здесь был я" .