Салон 1-67 - Сборник любительских околоюморных текстов от Anekdot,ru
Шрифт:
Четверг, 17 декабря 1998
Выпуск 8
/Хотите верьте, призраки, или не верьте, /<показывает пальцем на тень Моцарта> /Убив его, себя я обессмертил! /Теперь, любая нота из Моцарта прозвучит, /Как и меня все вспомнят. ЛУЧШИЕ /ПОЭТЫ будут обо мне писать, учти! /<пытается потрепать Моцарта по щеке> /С тобой, мой друг, навек мы неразлучны... /Hoaxer (в Салоне) Хоть с давних пор всем в мире зависть правит, Мой скромный друг, умерьте Вы свою печаль -Вас за такие вирши не отравят. А жальї
Новый Сальери (из ДК) <TheNewest@hotmail.com>
В сетях арахнофилии
Цвет ее был, в основном, черным. Ее угольная блестящая короткая шерстка могла бы красиво блестеть, если бы ее выпихнули под солнечный свет. Но она обычно предпочитала скрываться в норке и избегала солнечных лучей.
Ходили слухи, что она происходит от какой-то женщины, которая что-то там искусно пряла... настолько искусно, что ее превратили в восьмилапое чудовище. Странно. Почему восьми? Сразу бы уж делали двенадцать... Чтоб было вдвое больше, чем у насекомых. Название зато (видимо, в компенсацию) ей дали красивое - Арахна. И даже придумали умную болезнь для тех, кто ее боялся - арахнофобия. Ее это и вправду утешало. Была еще одна версия. Какой-то британский профессор южноафриканского происхождения решил, что одна из ее инкарнаций по имени Унголиант (нечто среднее между северными унтами, тяжелыми фолиантами и пыльными углами) вообще
От разочарования она не только была вынуждена съесть своего жалкого супружонка, (в результате чего осталась горькой вдовой), но и еще больше почернела. Тогда эти всегда готовые к пролитию пафосных соплей неустойчивые в движении прямоходящие уродцы решили, что им пора избавиться от страха перед ней, придумав нечто арахноподобное.
Но что они могли сделать? Что? Разве могли они легко и непринужденно производить километры и километры клейкой серебристой ниточки, которая сама собой выматывалась бы из их жалких плоских телец? Нет, из них выходили только нематериальные слова-слова-слова! Все, что они всегда делали, это только пытались материализовать эти словасловаслова. Какие бы словасловаслова ни придумал кто-нибудь из них, всегда находились те, кто был готов их материализовать. Они материализовали даже то, что придумали неговорящие мудрецы. Птицы там. Рыбы. А членистоногим они всегда просто и недвусмысленно завидовали. Одно только название!..
И вот, наконец, они украли ее произведение, ее Великую Паутину.
Она так и не поняла, как они это сделали, потому что, даже если вообразить, что их ходильные органы были так же хороши, как делательные, их все равно было только четыре. Четыре, господа мои, не восемь, как у нее, и все восемь - делательные. У них не было достаточно острых и снабженных парализующим ядком зубов. У них не было желез, производящих клейкую субстанцию для создания сетки. Ничего у них никогда толком не было, кроме поразительной способности все воровать и копировать и мечты о членистых ногах.
Но они создали Ее. Мировую паутину. И дурацкий голубой шарик попался в нее, как новорожденная муха, - решительно и бесповоротно. Теперь эректусы стремились уже подражать ей самой - они сгорбились, расселись по темным ночным норкам, вперив нездорово блестящие глазки в светлый квадратик, где черными бисерными значками и цветными картинками симулировались поверхность и содержимое шарика, и плели все новые и новые клейкие ниточки, чтобы достичь друг друга. Они узурпировали ее функции. Предали ее дело. Она опять осталась вдовой. DV
Солнцу улыбались небеса, На песке прозрачного залива Волны убирали терпеливо Воду, что рассыпала гроза. олег <solomatin_oleg@usa.net>
"Из дневника Алисы. 18.11.98 Сегодня записалась к дантисту... На "Китай-городе" вошла пара - он и она... Интересно, а он и он, это тоже пара?... Так вот, ОН - высокий, лет тридцати, темно каштановые волосы, лба, правда, не видно, глаза ...такие..., ну, есть в общем глаза. Редко, вообще-то, встречаются мужчины с Глазами... Нос крупный, но не нарушающий общей гармонии... И губы... Покалеченная мужскими изменами Наташка называет присутствие таких губ на лице мужчины признаком порока ... правда, какого порока не говорит... Для нее, видите ли, нет разницы - грабить ли старушек в 12 троллейбусе, жадно наблюдать за совокупляющимися дворнягами в марте или ковырять в носу за рулем, даже если один в машине... Так вот, довольно тонкие губы ... Причем ниточка... та, которая образуется между губами когда рот закрыт... причудливо изогнута - мягко волнит посередине и вскинута кверху на концах... Ощущение застывшей улыбки... но... улыбки скорее, злого Арлекина... Пожалуй, красив... Она - красива безупречно...Как раз тип абсолютно красивой женщины... ОЧЕНЬ густые черные волосы, ровная светлая кожа, глубокие голубые глаза, безупречно очерченный рот ... ну, в общем, все как нужно и, даже при ее чернявости - полное отсутствие растительности над верхней губой (хотя, может, эпиляция?)... Но она еще и молода - года 23... Как раз у таких женщин это начало пика расцвета. Года через четыре уже никто не скажет, что она красива безупречно, она также будет сначала приковывать восторженный взгляд, но спустя полминуты уже разочарованный взгляд начнет блуждать по мимическим морщинкам, обзаведшимся подружками, несколько вялым губам... Все-таки очень яркая красота коварна... Но самое ужасное ее ждет в старости - она потеряет всю краску, которой расцветила ее природа, - льняные волосы, впалые тусклые глаза, морщинистые, сжатые в сморчок бесцветные губы ... но та же природа подарит напоследок ей все-таки один цвет - коричневые пигментные пятна на кистях рук, подбородке и скулах ... Ужас! Нарисовала и сама содрогнулась от собственной злости... и, наверное, зависти... Про что это я? Ну, естественно, про него, про Арлекина... Уже на Пролетарке Она повернулась ко мне спиной и видеть я могла только Его... Они не говорили... Видимо, я уж слишком далеко зашла... Конечно, так долго пялится! "И повернул глаза зрачками в душу" ... Эт-то, кажется, Пастернак напереводил Шекспира... ОН повернул свои зрачки ко мне... Как это обычно бывает в метро, кого-нибудь сверлишь, этот кто-то вдруг смотрит на тебя ты моментально меняешь направление ... да я ничего, так просто, скользнула взглядом, оч-чень ты мне сдался... Чувствую, продолжает смотреть... Что-ж, принимаю вызов! Останавливаюсь на его левом глазу... 10 секунд- ни один мускул ... 15-я секунда - его глаз слегка сощуривается, бровь приподнимается, как будто, говорит : "Интересуемся?". Я на секунду закрываю глаза: "Да". Останавливаюсь на губах - все та же улыбка. 20-я секунда ниточка между губами заколыхалась, кажется, захотел улыбнуться по-настоящему...Веки сильнее опустились на глаза - что-то мне говорит ... Что? ... Опять губы заволновались... Сейчас улыбнется... УлЫбнУлсЯ... На секунду мне показалось, что на меня направили прожектор... Металлические зубы... ВСЕ! Цвета надраенной стальной ложки... Не Арлекин - Щелкунчик какой-то! Наверное, удобно грызть старые баранки... Не представляю ЧТО он читал на моем лице в течение последующей минуты. Удивление... ужас... разочарование и ... восторг! Все это должно было колыхаться на моей физиономии! Я вышла на первой же остановке ... А я-то фантазировала - Он, Глаза, Нос, Губы... ЗУБЫ!!! У такого скорее не один порок, уж не меньше 32-х точно... А несчастный Колпаков, наверняка, начал бы мямлить что-нибудь из серии: "дешевый эпатаж... оригинал лагерный..." Но это от зависти, впрочем...
Колпаков
"Осенний хоровод" Посвящено В. Г. Осень наступила. Птицы улетели. Рыбки-Попрыгуньи плавают в постелях. Плавают в постелях -- видно, им неймется, Осень за окошком весело смеется. Весело смеется за окошком осень, Значит снова, снова кто-то меня бросит. Бросит -- не забудет, будет помнить тайної. Осень наступила важно и печально.
Любовь. Любовь лишает нас числа, И в ранге образных смятений Бежит холодный пес угла От ритуальных песнопений. В проблесках огненной черты И в звуках черного там-тама Слышны таинственные гаммы Созвездий южной широты. Рамзес! Твою печаль рабом Погребена под пирамидой. В бальзамирующей хламиде Хранится царственный альбом, Где лица с плоскости картин Глядят с пророчеством Эриний И крови ждут. Аквамарин Рисует подписи под ними.
Uliss
БЫВШИЙ ХОРОШИЙ ДРУГ - ЛУЧШИЙ ВРАГ (Гаитянский фольклор) Смерть лучшего - завистнику награда, Но не всегда причиной зависть для злодейства. Искать причины нужно в раннем детстве, Весь перечень причин - у Герострата.
Приложение. ТЕНИ Пиеска. Сальери с красными глазами, Большими чистыми слезами Всплакнув над мертвым телом друга, Пришел домой доделать фугу. Хотел зарыться в партитуру, Но отвлекли его фигуры. Вглядевшись в света с тьмой сплетенье, Он тут же понял: это тени. <Тени, подступая:> - Завистлив ты, Сальери... Признавайся, Почто Моцарта погубил? Ну, говори Начистоту, Сальери, ты покайся, Ой, не юли пред нами, смертный! Ой, не ври! </Тени> <Сальери, отступая:> - Я не губил его, - упавши на колени, Вскричал Сальери, мокрый, точно мышь, Ить я любил его, без всяческих сомнений, Как мог бы я... Вольфганга... Мой малыш, Коль мог бы ты услышать с того света, Что мне вчиняют... <резко выбрасывает вперед указательный палец:> ......................Доказательств нету! Не можете вы так, без доказательств, Меня подвергнуть сонму издевательств! </Сальери> Тут тень одна шагнула ближе к свету, И обрела знакомые черты. <Моцарт, с усмешкой:> - Так доказательств, значит нету?.. </Моцарт> <Сальери, растерянно всплескивая руками:> - Так я... О, друг мой, это ты? Как рад тебя и видеть, право, Ты жив-здоров?.. <В сторону:> ....................Ой, что-то невпопад... Уверен я - твоей посмертной славы Не превзойдет никто. Ты рад? Ты рад? <Садится на диванчик и подпирает подбородок рукой> Я так решил - ты выдохся, сломался, Сопьешься скоро. Лучше я своей рукой <Трясет правой рукой> Тебя убью, чтоб молод ты остался, И подарю блаженство и покой. <Встает, поднимает указательный палец к небу> Я долго думал, взвешивал, страдал, Что лучше - яд или кинжал, И сделал выбор в пользу яда... </Сальери> <Моцарт, гневно:> - Достаточно! Мне этой лжи не надо! Как жаль, что я бесплотен, мне бы нож И на минутку стать обычным человеком... </Моцарт> <Сальери, вздымая горе обе руки:> - Зачем так говоришь? Какая ложь? Ты в мире нашем знаменит теперь навеки!.. <Осекается. Лицо его, теряя выражение глубой печали, разглаживается, губы приподнимаются в понимающей усмешке:> - Так ты теперь туман... дымок... Ты - призрак... Ха-ха! Так я скажу тебе... В награду. <Садится в кресло, закидывает ногу на ногу:> Как только разглядел в тебе я признак Таланта, понял - это то, что надо. Ты - конь, мой друг. В тебе горел огонь, Ты создавал бессмертные творения, Ты гениален был, да, без сомнения, Любезнейший, ты - гениальный конь. <Дважды щелкает пальцами> Ты думаешь, тебя я отравил По зависти? Ха-ха! Завидовать тебе, Твоей печальной, исковерканной судьбе, Тому, как ты свой дар сомненьями губил? <Выпивает залпом полбутылки вина, снова поднимает указательный палец к небу> Не-ет, зависти во мне нет ни на грош, Ты гений спору нет, я - лишь хорош, <поворачиваясь к безмолвно стоящим теням> Хотите верьте, призраки, или не верьте, <показывает пальцем на тень Моцарта> Убив его, себя я обессмертил! Теперь, любая нота из Моцарта прозвучит, Как и меня все вспомнят. Лучшие Поэты будут обо мне писать, учти! <пытается потрепать Моцарта по щеке> С тобой, мой друг, навек мы неразлучны... </Сальери> Пропели петухи, исчезли тени, Сальери выглянул в окно: Все та же Австрия, все та же Вена, Свежо, пока еще темно... Хлебнув вина, он сел за фортепьяно И обратился в пустоту немного пьяно: <Сальери, тихо:> Мой друг... Нет зависти в моей душе... Уже... </Сальери>
Hoaxer
Суббота, 19 декабря 1998
Выпуск 9
Стою, значица, ловлю такси. Безуспешно. И вроде один я был, и без лыж для прыжков с трамплина в комплекте с парашютом, и без рюкзака, наполненного доверху жадно кусающей жизнь за последние минуты рыбой, и одетый не в пижаму, и, что удивительно, обутый, и даже не в ласты, но никто не останавливался просто поинтересоваться, чего этот маньяк рукой движения циклические производит. Махал я правильно, с амплитудой, а не так, как некоторые - будто штанину отряхивают, нет, я делал резкие махи от груди в сторону предполагаемого противника, тьфу, ожидаемого наездника, и в конечной фазе движения мягко и быстро шевелил пальцами - получалось, не поверишь, красиво. Вот и догадайся, почему никто не остановился. Даже и некому было, потому что на проезжую часть я не поперся - что мне там в слякоти делать, а стоял на тротуаре в приличном отдалении от мостовой, ну да, с запасом, чтобы не обрызгал кто ненароком - бегуны трусцой там всякие, поливальные машины, случайные кавалеристы. От отчаяния начинаю вертеть головой - и краем глаза улавливаю вспышку справа. Поборов желание упасть в кювет ногами к источнику, приглядываюсь - и зеленый огонек разглядел, о, думаю, не иначе - такси, ведь это им кто-то подал идею, что зеленый цвет привлекает больше клиентов, чем скажем, ну, другой, хотя слышал я разные мнения, и не только от дальтоников. Не спеша (была бы трость - так помахивал бы) приближаюсь, рассматривая еще не опознанный объект действительно, такси, а в нем, как это ни странно, таксист, но занят он каким-то необычным делом - облокотив огромные ручищи на баранку, держит в них книгу. Я сперва подумал, что это атлас какой-нибудь, но он ее ТАК разглядывал, что я понял - в книге картинок нет, да и шрифт мелкий. Читает - это было заметно по судорожному шевелению губ, которыми таксист помогал непонятным закорючкам складываться в слоги, и, что скрывать, даже в слова, хотя до этого - ох, как далеко, - ведь слова-то не только односложные бывают; слог прочитал - а еще два в уме. Преисполненный почтения к его нелегкой работе - ведь было видно, как нелегко ему дается третья в жизни после букваря и правил дорожного движения книга - я подошел и погасил в себе желание постучать, нет, не себе по голове, я с пятидесяти лет не дразнюсь, - в дверцу. Открываю дверь и вежливо интересуюсь не поедет ли этот передвижной Дом Культуры в нужном мне направлении. В ответ получаю, погоди, нет, они совсем другие, рук не распускают - они ими водят, книжками по лицу тоже не бьют они в них глядят задумчиво, как в озера синие, а достать из под сидения бейсбольную биту ему, разморенному чтением, видимо, просто лень, в общем, повезло, мой это был день. А получаю я взгляд, исполненный презрения к этой суете, окружающей меня облаком пара, к моему явному непониманию важности процесса, к тому, что я, очевидно, не обратил внимания на то, что он не шофер-дальнобойщик какой-нибудь, покупающий книжки исключительно в мягких обложках, чтобы и обложки суметь использовать, нет, он сам выбирает и книжки, и пассажиров, только дайте еще пару часиков - до нового абзаца дочитать, ведь две страницы в день - его обычная норма. "Закройте дверь", - говорит он мне голосом строгого библиотекаря. И то верно - на улице зима, а древние фолианты про новые приключения Бешеного так боятся сырости и сквозняков. Странный народ - таксисты. Гордый.