Сальватор. Том 1
Шрифт:
– Чертовски надоело! – ответил за всех парижанин, время от времени развлекавший товарищей шутками.
– Чем вы готовы пожертвовать, чтобы отсюда выйти? – продолжал молодой человек.
– Рукой, – сказал один.
– Ногой, – отвечал другой.
– Глазом, – вставил третий.
– А ты, Парижанин?
– Головой.
– Так-то лучше! Ты не торгуешься и подойдешь мне.
– Что значит «подойду тебе»?
– Вот именно – подойдешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Я решил нынче ночью убежать, а поскольку ты готов, как и я, рискнуть жизнью, мы сбежим вместе.
– Эй, давай без глупостей, – предупредил Парижанин.
– Расскажи, что ты задумал, – попросили другие.
– Сейчас… С меня довольно этой теплой водицы, которую они называют чаем, и этой тухлятины, зовущейся говядиной, и этого тумана, что зовется у них воздухом, и этой холодной луны, которая для них – солнце, и этой сырной головы в сливках, которую они зовут луной! Я ухожу.
– Каким образом?
– Вам это знать ни к чему, потому что я возьму с собой
только Парижанина.
– А почему одного его?
– Мне не нужны люди, которые торгуются, когда речь идет о Франции.
– Да не торгуемся мы. черт побери!
– Тогда другое дело. Вы готовы пожертвовать жизнью ради дела, которое нам предстоит предпринять?
– А у нас есть хоть маленькая надежда?
– Да, один шанс.
– А против?
– Против девяти.
– Мы согласны.
– Ну и отлично – Что от нас требуется?
– Ничего.
– Ну все-таки…
– Смотрите на меня и молчите, вот и все.
– Это дело нехитрое, – заметил Парижанин.
– Не так уж это просто, как ты думаешь, – возразил Эрбель, – а пока – молчок!
Эрбель снял с шеи галстук и знаком приказал соседу сделать то же. Затем так же поступили и остальные.
– Хорошо, – похвалил Эрбель.
Он связал галстуки, продел их в портик и свесил за борт, словно удочку, потом стал тянуть на себя.
Конец веревки оказался сухим.
– Дьявольщина! – выругался он. – Кому не жаль рубашки?
Один из пленников снял рубашку и свил из нее веревку.
Эрбель привязал веревку к галстукам, приладил на конце камень в виде грузила и повторил ту же операцию.
Теперь конец веревки намок. Значит, она достала до воды.
– Отлично! – обрадовался Эрбель.
И он забросил свою удочку.
Ночь была темная, и разглядеть веревку в этой мгле было невозможно.
Товарищи наблюдали за ним с беспокойством и хотели знать, что он задумал, но он знаком приказал всем молчать.
Прошло около часа.
Портсмутский колокол прозвонил полночь.
Пленники с тревогой считали удары.
– Двенадцать, – молвил парижанин.
– Полночь, – подтвердили остальные.
– Времени терять нельзя! – заметил Эрбель. – Тихо!
Все снова замерли.
Спустя несколько минут Эрбель просиял.
– Клюет, – сообщил он.
– Отлично! – подхватил Парижанин. – Теперь поводи немного!
Эрбель подергал за веревку, как за шнур колокольчика.
– Все еще клюет? – спросил Парижанин.
– Есть! – обрадовался Эрбель.
Он стал подтягивать удочку на себя, а другие пленники привстали на цыпочки, пытаясь увидеть, что он вытянет.
Вытянул он небольшое стальное лезвие, тонкое, как часовая пружина, острое, как щучий зуб.
– Знаю я эту рыбку, – молвил Парижанин, – она зовется пилой.
– И ты знаешь, под каким соусом ее готовят, а? – отозвался Эрбель.
– Отлично знаю.
– Тогда не будем тебе мешать.
Эрбель отвязал пилу, и через пять минут она бесшумно вгрызлась в бок «Королю Жаку», расширяя портик, чтобы через него мог пролезть человек.
Тем временем Парижанин, гибкий ум которого умел связывать между собой различные факты так же ловко, как Пьер Эрбель – галстуки, шепотом рассказывал товарищам, каким образом Эрбель добыл пилу.
Тремя днями раньше на борту «Короля Жака» французский хирург, поселившийся в Портсмуте, проводил ампутацию. Пьер Эрбель перекинулся с ним парой слов. Очевидно, он попросил соотечественника одолжить ему пилу, а тот обещал и сдержал слово.
Когда Парижанин высказал такое предположение, Пьер Эрбель кивнул в знак того, что тот угадал.
Когда одна сторона портика была пропилена, пробило час.
– У нас еще пять часов впереди, – успокоил Пьер Эрбель.
И он принялся за работу с воодушевлением, веря в успех своего предприятия.
Через час работа была сделана: выпиленный кусок дерева едва держался, небольшого усилия было довольно, чтобы его вышибить.
Пьер Эрбель призадумался.
– Слушай меня! – приказал он. – Пусть каждый из вас свернет штаны и рубашку и прицепит узел подтяжками к плечам, как пехотинец прицепляет свой ранец. А вот куртки придется оставить, принимая во внимание их цвет и метку.
Желтые куртки пленников были помечены буквами «Т»
и «О».
Все повиновались без единого звука.
– А теперь, – продолжал он, – вот шесть щепочек разной длины. Кто вытянет самую длинную, полезет в воду первым; кому достанется самая короткая, выйдет отсюда в последнюю очередь.
Стали тянуть жребий. Первому выпало лезть Пьеру Эрбелю, последнему – Парижанину.
– Мы готовы, – сказали матросы.
– Давайте сначала поклянемся.
– Зачем?
– Возможно, часовые откроют огонь.
– Вполне вероятно, что так и будет, – поддакнул Парижанин.
– Если кого-нибудь из нас ранят…