Сальватор. Том 1
Шрифт:
– …а вас, дорогой, я люблю… как…
– Как?.. Говори же, Розочка! Как ты меня любишь?
– Как…
– Договаривай!
– …как Виргиния любила Поля.
Людовик радостно вскрикнул:
– Девочка моя! Любимая моя! Еще! Еще! Скажи, что любишь меня не так, как всех остальных! Скажи, что бы ты сделала ради Сальватора и ради меня!
– Вот послушайте, Людовик! Если бы, например, господин Сальватор умер… О, я бы очень опечалилась! Для меня это было бы огромное горе! Я никогда бы от него не оправилась!.. А если бы я потеряла вас… Если бы умер ты, – страстно продолжала девушка, – я бы тебя не пережила!
– Розочка! Розочка! Дорогая моя!
Встав на цыпочки и потянув к себе ее руки, он припал к ним губами.
С этой минуты влюбленные могли обмениваться не только словами, но чистыми и нежными поцелуями. Их сердца забились в лад, губы сблизились.
Если бы в это время кто-нибудь проходил мимо и заметил, как они нежно обнимаются в ночи, он унес бы в своем сердце частицу их любви, словно цветок из букета или ноту из концерта.
Да и что, в самом деле, могло быть восхитительнее, чем это слияние двух чистых душ, этих невинных сердец, ждущих от любви лишь таинственного очарования и поэтического вдохновения. В этом и заключалось все самое прекрасное, созданное поэтами или художниками, от влюбленной Евы в цветущем раю до гетевской Миньон, этой второй Евы, рожденной на окраине вселенной, но не в Эдеме на Араратской горе, а в садах Богемии.
Который был час? Они не могли этого сказать, несчастные дети! Быстрокрылые минуты пролетали незаметно, и ни тот, ни другая не выходили из восторженного состояния под шелест их крыльев.
Валь-де-Грас, Сен-Жак-дю-О-Па и Сент-Этьен-дю-Мон вызванивали четверть часа, полчаса, час за часом, но влюбленные не слышали их боя, и даже если бы поблизости грянул гром, они обратили бы на него внимания не больше, чем на падающие с неведомой целью звезды с неба.
Вдруг Людовик вздрогнул: Розочка кашлянула.
У молодого человека выступила на лбу испарина.
Людовик узнал этот кашель: доктор сражался с ним и победил его с таким трудом!
– Прости, прости меня, дорогая Розочка! – воскликнул он.
– Что я должна вам простить, дорогой друг? – спросила она.
– Ты озябла, девочка моя родная.
– Озябла? – удивилась Розочка; внимание Людовика льстило ее самолюбию.
Несчастная девочка не была избалована заботой, если не считать Сальватора.
– Да, Розочка, тебе холодно, вот ты и кашляешь. Уже поздно, пора прощаться, Розочка.
– Прощаться! – разочарованно протянула она, словно хотела сказать: «А я думала, что мы останемся здесь навсегда».
Людовик будто угадал ее мысли и проговорил:
– Нет, дорогая Розочка, нет, нельзя! Пора расходиться. Это приказывает тебе не друг, но доктор.
– Прощай, злой доктор! – грустно вымолвила она.
Ласково улыбнувшись, она прибавила:
– До свидания, милый друг!
С этими словами она склонилась к Людовику, так что коснулась локонами лица молодого человека.
– Ах, Розочка!.. Розочка! – с любовью в голосе прошептал он.
Он снова приподнялся на цыпочки, вытянул шею и дотянулся губами до гладкого белого лба девушки.
– Я люблю тебя, Розочка! – целуя ее, шепнул он.
– Я люблю тебя! – повторила девушка, подставив ему лоб.
Она скрылась в своей клетке поспешно, словно спугнутая пташка.
Людовик спрыгнул на землю. Но не успел он сделать и трех шагов – он отступал, пятясь, так как не хотел ни на мгновение упустить из виду окно Розочки, – как окно снова распахнулось.
– Людовик! – окликнула его Розочка.
Молодой человек одним махом снова взлетел на тумбу, не понимая, как это у него получилось.
– Розочка, тебе плохо? – испугался он.
– Нет, – возразила девушка и покачала головой? – просто я вспомнила…
– Что ты вспомнила?
– Свою прошлую жизнь, – призналась она.
– Боже мой! Ты бредишь! – испугался Людовик.
– Нет. Знаешь, в прекрасной стране, пригрезившейся мне недавно, я была маленькой девочкой, лежащей, как Виргиния, в гамаке, а моя кормилица, добрая негритянка по имени… погоди-ка! Ой, у нее было смешное имя!.. Ее звали… Даная!.. Добрая негритянка по имени Даная пела, качая мой гамак.
И Розочка затянула колыбельную, с усилием вспоминая первые слова:
Баю-бай, усни, дитя! Слушай мамочку свою!
Каши я тебе сварила: колыбельную спою.
Людовик бросил на Розочку изумленный взгляд.
– Подожди, подожди, – остановила она его, а сама продолжала:
В море парусник плывет и забрасывает сети.
Ждет детей не только рыба, лишь бы только спали дети.
– Розочка! Розочка! – закричал Людовик. – Ты меня пугаешь!
– Да подожди же, – снова остановила его Розочка. А ребенок отвечает:
Мам, да не хочу я спать,
Мне б сейчас потанцевать
Боже! Что ты говоришь мне,
Ты упрямишься опять
Дочка! Дай покоя мне Что болтать! Ну, хватит, полно
Закрывай глаза и слушай, как шумят на воле волны
– Розочка! Розочка!
Это не все; ребенок продолжает:
Мам, да не хочу я спать,
Мне б сейчас потанцевать
Ты упрямишься опять
Спрячь-ка голову в цветах, руки в травах спрячь зеленых
Спрячься, ведь мою дочурку всюду ищет злой волчонок
Бродит этот зверь в лесах, у него зубов не счесть
Лучше, детка, маму слушать,
Лучше спать и кашу есть
Дочка! Дай покоя мне. Что болтать! Ну, хватит, полно