Сальватор. Том 1

Дюма-отец Александр

– Если вам нужно что-то уточнить, я мог бы прямо сейчас найти в толпе двоих полицейских, которые его арестовали. Я отлично запомнил их лица и непременно их узнаю, я в этом уверен…

– Вы полагаете?

– Тем более что я приметил их еще в церкви.

– Да нет, это ни к чему. Вы хотели что-то узнать об этом несчастном?

– Я хотел бы только услышать, на каком основании был арестован этот несчастный, как вы его называете?

– В настоящий момент это невозможно.

– Во всяком случае, вы обязаны мне сказать, где, по-вашему, он сейчас находится.

– В Депо, естественно… Если, конечно, какое-нибудь особо тяжкое обвинение не заставило перевести его в Консьержери или Форс.

– Это слишком расплывчато.

– Что же делать, дорогой господин Сальватор! Вы застали меня врасплох.

– Вас, господин Жакаль?! Да разве это возможно?

– Ну вот, и вы туда же! Намекаете на мое имя и на то, что я хитер как лис.

– Черт побери! Такая уж у вас репутация!

– Так знайте: в отличие от Фигаро я стою меньше, чем моя репутация, клянусь вам. Нет, я добрый человек, и в том моя сила.

Меня считают хитрецом, всюду подозревают подвох и никак не ожидают встретить во мне добряка. В тот день, когда дипломат скажет правду, он обманет всех своих собратьев: ведь они ни за что не поверят, что он не солгал.

– Дорогой господин Жакаль! Вам ни за что меня не убедить, что вы приказали арестовать человека, не имея на то причины.

– Послушаешь вас, так можно подумать, что я – король Франции.

– Нет. Вы – король Иерусалимской улицы.

– Вице-король, да и то… всего-навсего префект. Ведь в моем королевстве есть кое-кто повыше меня – господин де Корбьер да господин Делаво.

– Итак, вы отказываетесь мне ответить? – в упор глядя на начальника полиции, спросил Сальватор.

– Не отказываюсь, господин Сальватор. Просто это невозможно. Что я могу вам сказать? Арестовали господина Дюбрея?

– Да, господина Дюбрея.

– Стало быть, на то имелись основания.

– Именно это я и хочу знать.

– Должно быть, он нарушил общественный порядок…

– Нет, потому что я наблюдал за ним как раз в ту минуту, как его задерживали. Напротив, он сохранял полное спокойствие.

– Тогда, значит, его приняли за кого-то другого.

– Неужели такое случается?

– Да кто же без греха? – парировал г-н Жакаль, набивая нос табаком.

– Позвольте мне проанализировать ваши ответы, дорогой господин Жакаль.

– Сделайте одолжение. Хотя, сказать по правде, слишком много чести вы им этим окажете, господин Сальватор.

– Личность арестованного вам неизвестна?

– Я видел его вчера впервые в жизни.

– И имя его вам ни о чем не говорит?

– Дюбрей?.. Нет.

– И вы не знаете, за что он задержан?

Господин Жакаль резким движением опустил очки на нос.

– Абсолютно не знаю, – отозвался он.

– Из этого я заключаю, – продолжал Сальватор, – что причина, по которой его задержали, незначительна и, несомненно, скоро он будет освобожден.

– О, разумеется, – в притворно-отеческом тоне отвечал г-н Жакаль. – Вы это хотели узнать?

– Да.

– Что же вы раньше-то не сказали? Я не возьмусь утверждать, что друг вашего приятеля уже на свободе в эту самую минуту. Однако, раз вы взялись за него хлопотать, можете не беспокоиться: как только вернусь в префектуру, я распахну перед этим человеком двери настежь.

– Благодарю! – стараясь проникнуть взглядом в самую душу полицейского, молвил Сальватор. – Так я могу на вас положиться?

– Передайте вашему приятелю, что он может спать спокойно. В моей картотеке за Дюбреем ничего не числится. Это все, что вы желали от меня узнать?

– Так точно.

– По правде говоря, господин Сальватор, – продолжал полицейский, наблюдая за тем, как рассеивается толпа, – вы обращаетесь ко мне за услугами, которые очень похожи на скопление народа: кажется, вот они у вас в руках… ан нет, это всегонавсего мыльные пузыри.

– Дело в том, что порой сборища обязывают, как и услуги.

Вот почему они так редки и, следовательно, тем и ценны, – со смехом проговорил Сальватор.

Господин Жакаль приподнял очки, взглянул на Сальватора, потом взялся за табак, а его очки снова упали на нос.

– Итак?.. – полюбопытствовал он.

– Итак, до свидания, дорогой господин Жакаль, – отозвался Сальватор.

Он поклонился полицейскому, но, как и при встрече, не подал ему руки; перейдя улицу Сент-Оноре, он направился в ту сторону, где ожидал в фиакре Доминик, то есть на угол улицы Нев-дю-Люксембур.

Сальватор распахнул дверцу экипажа и протянул обе руки Доминику со словами:

– Вы мужчина, христианин и, стало быть, знаете, что такое страдание и смирение…

– Боже мой! – воскликнул монах, молитвенно складывая свои белые, изящные руки.

– Положение вашего друга серьезно, весьма серьезно.

– Значит, он все вам сказал?

– Напротив, он не сказал мне ничего, это меня и пугает. Он не знает вашего друга в лицо, имя Дюбрея он впервые услышал лишь вчера, он понятия не имеет, за что его арестовали… Берегитесь, брат мой! Повторяю вам: дело серьезное, очень серьезное!

– Что же делать?

– Возвращайтесь к себе. Я постараюсь навести справки со своей стороны, вы попытайтесь тоже что-нибудь разузнать. Можете на меня рассчитывать.

– Друг мой! – воскликнул Доминик. – Вы так добры, что…

– …вы хотите мне что-то сообщить? – пристально взглянув на монаха, спросил Сальватор.

– Простите, что я с самого начала не сказал вам всю правду,

– Если еще не поздно, скажите теперь.

– Арестованного зовут не Дюбрей, и он мне не друг.

– Неужели?