Сальватор. Том 2
Шрифт:
– Тогда слезайте и распрягайте! – приказал Карманьоль.
– Да черт вас побери! – взвыл возчик. – Зачем же распрягать? От этого телега не поедет.
– Хватит болтать! – выкрикнул Жибасье-Прюдом басом, от которого мороз пробирал по коже.
Мигнув полдюжине типов, только и ждавших его знака, он бросился на неприветливого возчика и без особого труда свалил его наземь, а его товарищи распрягли лошадь с проворством профессионалов. Другие бунтовщики последовали их примеру.
К чему тогда нужны примеры, если им никто не будет следовать?
Итак, у этого примера нашлись последователи. Возчиков ссадили, лошадей распрягли, а через десять минут уже была готова баррикада.
Это была первая настоящая баррикада с того самого знаменитого 12 мая 1827 года.
Мы все знаем, что она оказалась далеко не последней.
III.
Глава, в которой мятеж идет своим чередом
Когда улица была перегорожена, движение остановилось.
Среди скопившихся водовозов с бочками, телег, бричек бросались в глаза похожие на армию скелетов огромные повозки зеленщиков, освободившиеся от груза.
Мальчишки, игравшие в кошки-мышки на развалинах дома неподалеку от улицы Гренета, услышали, что кто-то вздумал перегородить улицу, и решили внести свою лепту в великое строительство под названием баррикада, а, как известно, лучше всех в этом деле разбираются именно уличные мальчишки.
Каждый из них ухватился за то, что подходило ему по размеру и весу: одни взяли дверные косяки, другие – брусья, малыши растащили новый булыжник, сложенный по обеим сторонам для ремонта улицы. Словом, под руку им попало как раз то, что необходимо для строительства надежной баррикады, предшественницы наших современных баррикад.
Наблюдая за возведением этого монумента, толпа, затопившая сверху донизу всю улицу Сен-Дени, грянула «ура!». Всем казалось, что на этом нагромождении дерева и камней будет воздвигнут храм свободы.
Было около десяти часов. Вот уже час, как баррикады вырастали отовсюду. Подстрекательские крики неслись со всех сторон; разнообразные петарды, фейерверки вспыхивали прямо под носом у прохожих или залетали в разбитые окна в дома к тем, кого обвиняли в равнодушии или неискренней радости по поводу этой патриотической манифестации.
Суматоха продолжалась три или четыре часа; беспорядки царили повсюду, однако так и не появился ни один полицейский, ни один жандарм не замаячил вдали.
Мы уже приводили пословицу. Не желая злоупотребить народной мудростью, скажем все-таки: кот – из дому, мыши – в пляс.
Именно этим и занималась толпа.
Люди вставали в круг и отплясывали под песни, в той или иной степени запрещенные со времени революции.
Каждый занимался чем хотел: одни пели, другие танцевали, третьи строили баррикады, четвертые грабили себе подобных – все выбирали себе занятие в соответствии со своими наклонностями, инстинктом, фантазией, как вдруг, к величайшему изумлению толпы, собиравшейся, вероятно, всю ночь отдаваться невинным удовольствиям, все увидели, как со стороны улицы Гренета, словно из-под земли, вырос отряд жандармерии.
Но жандарм по природе своей безопасен, он друг толпы, покровитель уличного мальчишки, с которым может порой даже поболтать.
И вот когда собравшиеся увидели этих безвредных солдат, они затянули известную песню:
В нашей жандармерии,
Когда жандарм смеется,
Все жандармы смеются
Над жандармом, который смеется
Жандармы в самом деле рассмеялись. Однако сквозь смех они по-отечески предупредили толпу, предложив всем разойтись по домам и не шуметь.
До этого времени все шло хорошо, и толпа, возможно, последовала бы этому.доброму совету, как вдруг с улицы СенДени в адрес жандармов посыпались оскорбления. К оскорблениям прибавилось сначала несколько камней, потом – целый шквал.
Но можно подумать, что именно об этих солдатах мой собрат Скриб изрек ставшие крылатыми слова:
Старый солдат умеет страдать и молчать.
Не ропща.
Жандармы замолчали и роптать не стали. Они невозмутимо приблизились к баррикадам и стали разбирать их одну за другой.
До сих пор ничего особенно опасного не произошло. Но если нашим читателям угодно будет взглянуть на угол улицы О-Фер, они увидят, что незатейливое положение это грозило вот-вот усложниться.
Один из самых старательных строителей баррикады на улице Сен-Дени против улицы Тренета был наш друг Жан Бычье Сердце. В числе тех, кто распрягал лошадей, было тоже несколько наших знакомых.
Бунтовщиками оказались и наши старые друзья: Кирпич, Туссен-Бунтовщик и папаша Фрикасе. На некотором расстоянии от них действовал в одиночку малыш Фафиу. Каждый старался как мог, и, по мнению знатоков, баррикада удалась на славу.
Итак, со своего места на улице О-Фер Сальватор снисходительно наблюдал за описанными нами сценами, он уже собирался уходить, опечаленный жалкой ролью, которую играли несчастные простые люди, одураченные призывами: «Да здравствует свобода!» – как вдруг узнал Жана Бычье Сердце и его друзей.
Он подошел к плотнику и, взяв его за рукав, тихо окликнул:
– Жан!
– Господин Сальватор! – обрадовался плотник.
– Молчи, – приказал тот, – и следуй за мной.
– Мне кажется, господин Сальватор, что если дело у вас ко мне не срочное, лучше бы поговорить в другой раз.
– То, что я тебе хочу сказать, не терпит отлагательств.
Ступай за мной не мешкая.
Сальватор увлек за собой Жана Бычье Сердце, к огромному сожалению последнего, судя по тоскующему взгляду, каким тот окидывал потребовавшую стольких его трудов баррикаду.
– Жан! – проговорил Сальватор, когда они отошли на порядочное расстояние. – Я тебе когда-нибудь давал плохие советы?
– Нет, господин Сальватор! Однако…
– Ты мне доверяешь?
– Еще бы, господин Сальватор, но…
– Ты полагаешь, я могу подать тебе дурной совет?
– Да нет, что вы, господин Сальватор! Просто…
– Тогда немедленно ступай домой.
– Это невозможно, господин Сальватор.
– Почему?
– Мы решились!..
– Решились на что?
– Покончить с иезуитами и попами!