Сальватор. Том 2
Шрифт:
– Нисколько. Во-первых, нынче воскресенье, а это единственный день недели, когда наша Святая Церковь предписывает нам отдыхать, значит, этот день отличается от других. И потом, сегодня второй, и, стало быть, последний день выборов.
– Я все равно не понимаю.
– Немного терпения, и вы все поймете. Но так как я пришел к вам по важному делу, которое займет некоторое время, я был бы вам крайне признателен, если вы позволите мне взять стул.
– О, тысячу извинений, дорогой господин Жакаль! Входите же, прошу вас!
Молодой человек указал г-ну Жакалю на небольшую гостиную, дверь в которую оставалась приоткрытой.
Господин Жакаль вошел и устроился в кресле у камина.
Сальватор продолжал стоять.
Через другую дверь гостиной, которая вела в столовую и была отворена, г-н Жакаль увидал два прибора.
– Вы завтракали? – спросил он.
– Я уже закончил, – ответил Сальватор, – и если вам угодно сообщить о цели вашего визита…
– Непременно! Итак, я вам говорил, – продолжал г-н Жакаль, – что мне было бы невозможно объяснить, зачем я явился к вам в такой день.
– А я вам заметил, что не понял вашу мысль.
– Вы поймете, когда узнаете, что не только все кандидаты оппозиции были избраны в Париже – это вы уже знаете, и, более того, я об этом умалчиваю, – но что большинство либеральных кандидатов избраны по всей Франции. Признайтесь, что, если воскресенье для вас – такой же день, как другие, для правительства это не так.
– И что вы сообщили мне нового? – рассмеялся Сальватор.
– Есть нечто неизвестное всем, но известное нам благодаря телеграфу. Позвольте вам сказать, что, судя по радости, которую принесла вам эта новость, я не даром потерял время, явившись к вам с этим визитом. Но это не все, что я имею вам сообщить, дорогой господин Сальватор.
Молодой человек протянул руку.
– Прежде и раньше всего, господин Жакаль, уточним этот пункт, – предложил он. – Вы уверяете, что кандидаты оппозиции были избраны большинством в департаментах?
– Клянусь, что это правда, – торжественно и в то же время печально произнес г-н Жакаль, протягивая, в свою очередь, руку.
– Спасибо за добрую весть, дорогой господин Жакаль!
Всегда к вашим услугам, если случай приведет встретить вас под веткой дерева.
Господин Жакаль вздрогнул.
Это происходило с ним всякий раз, как он вспоминал о своем приключении или кто-то о нем намекал.
– Так вы полагаете, что я ничем вам не обязан, дорогой господин Сальватор.
– Совершенно верно, господин Жакаль, – подтвердил молодой человек, – и вы будете иметь возможность в этом убедиться.
– Зато я считаю, что сквитался с вами лишь наполовину, – с таинственным видом проговорил начальник полиции, – вот почему, и только ради этого, я прошу вашего позволения продолжить рассказ.
– Слушаю вас очень внимательно.
– Позвольте сначала задать вам вопрос.
– Пожалуйста.
– Как вы поступили бы, дорогой господин Сальватор, будь вы правительством или, еще проще, французским королем, если бы увидели, что, несмотря на все ваши усилия, а также попытки государственных чиновников, враждебная вам партия одерживает верх?
– Я попытался бы узнать, дорогой господин Жакаль, – просто отвечал Сальватор, – почему одерживает верх враждебная мне партия, и если бы она в самом деле представляла большинство, я присоединился бы к этому большинству. Это не так уж трудно.
– Конечно, конечно, и если бы мы руководствовались только высшим разумом, то вы были бы правы. Надо отдавать себе отчет прежде всего в том, что составляет успех неприятельской партии, и овладеть этими составляющими. Этот вопрос мы выяснили. К несчастью, правительство представляет себе все не так отчетливо, как мы. Правительство умеет лишь подавлять.
– Угнетать! – усмехнулся Сальватор.
– Угнетать, если угодно, я не настаиваю. Итак, правительство, несомненно, полагает, что действует в интересах большинства, а потому решило подавлять – или угнетать; сейчас, дорогой господин Сальватор, я умоляю напрячь все ваше внимание.
Положим, правительство – право оно или нет – должно действовать именно таким образом. Как оно за это возьмется?
– Не знаю, право, – покачал головой Сальватор.
– Ага! Вы не знаете. Зато я могу просветить вас на этот счет, и именно ради этого я здесь. Что, по-вашему, сделает правительство, отражая этот удар?
– Вероятно, объявит в Париже осадное положение, как собиралось поступить в тот день, когда должны были состояться похороны Манюэля и казнь господина Сарранти. Если не будет принята эта чисто военная мера, предсказываю вам, что господин де Виллель попытается провести аналогичную меру в нравственном отношении, то есть закроет все газеты оппозиции, а это окажет в точности такую же услугу, как уничтожение любого света, когда нужно видеть как нельзя лучше.
– Это все меры вероятные и направленные на будущее.
Я же хочу с вами поговорить о мерах несомненных, нацеленных на настоящее.
– Признайтесь, господин Жакаль, что все это не очень ясно.
– Вы хотите, чтобы я выражался еще яснее?
– Вы доставили бы мне этим удовольствие.
– Что вы намерены делать нынче вечером?
– Заметьте, что вы меня расспрашиваете, вместо того чтобы просвещать.
– И то, и другое служит моей цели.
– Будь по-вашему. Сегодня вечером я ничем не занят.
Он прибавил с улыбкой:
– Я займусь тем, что делаю всегда, если Господь оставляет мне немного свободного времени: почитаю Гомера, Вергилия или Лукиана.
– Это достойное развлечение, которое я и сам себе время от времени позволяю, и я приглашаю вас предаться ему нынче вечером больше, чем когда-либо.
– Почему?
– Потому что, если не ошибаюсь, вы не любите шум, толкотню, давку.
– А-а, я, кажется, догадываюсь. И вы полагаете, что в Париже сегодня вечером будет давка, толкотня, шум?